(не)мой шанс на счастье

Ноздри его задрожали, губы приподнялись, обнажая клыки. Роман обхватил пальцами шею Иры и толкнул ее к противоположной стене между камерами. Глаза его недобро блеснули.

— Не думай, что можешь тягаться со мной в проницательности, презренная девка! А может, — он втянул воздух рядом с ее щекой, заставляя ее от следующих слов застыть подобно мраморному изваянию, — это твоя девчонка обладает необычными способностями. Я это быстро проверю, обещаю тебе.

— Нет! — взвизгнула Ира. — Не смей трогать ее своими грязными лапами! Ты пожалеешь, если с ее головы хоть волос упадет, я…, — она не закончила, потому что воздуха вмиг не стало, когда Роман сильнее сдавил ее шею, лишая возможности сделать глоток воздуха. Ира только захрипела, вцепившись пальцами в его мускулистое предплечье.

— Заглохни сию секунду! Или я заставлю тебя умолкнуть навсегда! — он резко разжал пальцы, но только для того, чтобы грубо схватить ее за волосы. Другой рукой он ввел комбинацию цифр на панели перед камерой, после чего прозрачная панель с тихим шипением отъехала в сторону. — А твое отродье ждет незавидная участь!

Ира умудрилась вывернуться. Замахнулась и залепила этому мудаку звонкую пощечину.

— Только тронь ее, свихнувшийся маньяк, ты пожалеешь!

Роман не остался в долгу. Он ударил сильно, наотмашь. Так, что Ира отлетела внутрь камеры и больно впечаталась спиной в стену. Съехала на пол, держась за горящую щеку.

— Угомонилась? — он сделал шаг вперед.

— Это тебя скоро угомонят. Навсегда! Причем, сделают это свои же, — глухо выдохнула Ира.

Роман прищурился. Он чуял страх людей, знал, как пахнет страх оборотней послабее. Однако в этой человеческой женщине с ясными глазами была какая-то скрытая уверенность. И пусть девка Тамира боялась за свою дочь, боялась за себя, в ее словах он почему-то услышал свой приговор. Ничего особенного она не сказала, но послевкусием во рту осела горечь. Он всегда был изгоем. Чужим среди своих за свою излишнюю жестокость, за кровожадность и алчность, за зависть, за стремление лишить людей возможности принимать вообще какие бы то ни было решения, отобрать у них право на собственную жизнь, превратить их в рабов подневольных, предоставив их всего два варианта на выбор: безропотно служить оборотням или умереть. Никто из сородичей не поддерживал его идей, не разделял его взглядов, Романа отвергала каждая стая, и тогда он загорелся мечтой создать свою собственную. Из таких же отверженных как и о сам, из одиночек, из тех, кто не смог жить по правилам. И всё время его преследовала мысль сделать армию послушных полукровок с особенным даром, чтобы показать всем вожакам свою силу и мощь, отобрать у них власть и стереть из памяти былые знания, чтобы сотворить новое племя.

Марыкин покосился на сидящую у стены женщину. Она прижимала ладонь к горящей после удара щеке, но не менее отважно смотрела ему в глаза. Уголок его губ пополз вверх. Конечно, он знает множество способов укротить дух и сломить сопротивление любого человека, но, кажется, подчинять себе эту строптивую сучку будет особенно приятно.

— Я передумал. Я собью с тебя спесь по-другому, но ты до последнего будешь пребывать в неведении, — ухмыльнулся он. — Ведь нет ничего ужаснее, чем сидеть и ждать, не зная, когда наступит последняя минута твоей никчемной жизни. Правда, детка? — он хотел погладить ее по волосам, но женщина непокорно мотнула головой, вздернула подбородок:

— Правда одна. Ты вознамерился дрессировать полукровок, мечтаешь управлять ими для себя самого, — хрипло проронила Ира.

— Угадала. И…

— И наступит тот момент, — перебила она Романа и не сумела скрыть презрительной гримасы, исказившей ее лицо, — когда жирную точку поставят в твоей жизни, детка.

Марыкин яростно зарычал и подскочил к ней. Вцепился когтями в плечо — благо пуховик немного смягчил хватку — и дернул Иру вверх лишь для того, чтобы всадить кулак второй руки ей в живот. Пока она, заваливаясь набок и падая на пол, хрипела от боли, он торжествующе говорил:

— Сказал бы, что, разгадав мою затею, ты умница, но нет. Ты с этим твоим новым знанием останешься здесь навсегда. И когда нужда в тебе отпадет, покинешь этот бренный мир. Так что, располагайся. Смирись с мыслью, что уже никогда не увидишь ни свою дочь, ни…Алдарова. Ведь ты — его личная подстилка, не так ли?

Ира поджала губы, чувствуя во рту привкус крови. Роман расхохотался от души и ушел. Проглотив вымученный стон, Ира подтянула колени к груди и, откинув голову назад, сделала глубокий вдох, прикрыла глаза и тяжко выдохнула. Тело начала быть мелкая дрожь, даже зубы застучали. От страха за дочку, от волнений за Тамира. Она даже представить боялась, на что он пойдет, чтобы спасти ее и дочь. Только бы он не пострадал! Только бы Ева вняла голосу своей второй сущности!

Глава 42