(не)мой шанс на счастье

— Ты понимаешь, что тебе придется заплатить за это, глупая презренная человечка! — рявкнул он, чем испугал Ирину.

Скрипнула дверь. Маленькая кроха отважно метнулась вперед, нисколько не испугавшись грозного вида мужчины. Не по-детски крепко вцепившись ручонкой в его предплечье, зарычала по-настоящему. Тамир перевел на нее взгляд и восхищенно замер. У девочки уже клыки едва умещались во рту, а вместо ногтей длинные когти образовались, а глаза… в глазах сверкали кроваво-алые искры, перемешиваясь с ярко-оранжевыми, они разбавляли радужку, ставшую насыщенного янтарного цвета.

— Не тронь, ее!

Губы девчушки говорили одно, но в мыслях Тамира отбились совсем иные слова, почти приказ, твердый и уверенный: «Я знаю кто ты. Мамочку не смей обижать…отец».

Глава 18

Отец! И будто все барьеры рухнули, все условности растворились, рождая неистребимое стремление защитить. Отец! И что-то завибрировало у Тамира в груди, и словно лопнул пузырь отчаяния, позволяя чему-то теплому разлиться внутри. Чему-то такому, что сердце сладко замлело. Он был поражен — не понимая, как полукровка может так легко трансформироваться в таком возрасте и не испытывать при этом страданий. Ведь всем известно — полукровки в большинстве своем если и появлялись на свет, то трудно переносили оборот, не в силах справиться с голосом своей второй сущности. Их недолюбливали, презирали. Полукровки вне закона. Об этом все знали. Но сейчас всё усугубилось. Полукровкой оказалось его дитя. Особенное дитя, способное транслировать свои мысли без слов. Дитя, обладающее редким даром. Таким же редким и опасным, как обладал и ее отец…

И самое главное, девочка признала в нем отца. Для Тамира именно в этом и заключалась ее главная особенность — она ЕГО дочь! И доказательством тому были ее глаза, зрачки, пылающие красным заревом. Тамиру казалось, что уже каждая черточка, свидетельствующая о принадлежности к его роду, ее серьезного сосредоточенного личика стала ему дорога, как и сама девочка. Его дочь. Его продолжение. Во имя луны, ему нравилось это повторять — его дочь!

Тамир мгновенно ослабил хватку, и почувствовал, как соскользнула с его предплечья рука девочки. Посмотрел на Иру — простую женщину, в одно мгновение осветившую его хмурую жизнь, привнесшую в нее свет и радость. Устоявшийся и наполненный молчаливым отчаянием мир Алдарова пошатнулся. Стена отчуждения, так тщательно выстроенная им, дала трещину, через которую словно тонкие длинные мечи начали проникать лучики света, разрывая в клочья мрак и темень. Внутри забурлило желание жить. И возможно впервые за долгие годы он почувствовал себя единым целым, наконец-то собранным из мелких болезненных кусочков. Сердце зашлось в диком счастливом ритме, в ушах нарастал гул, виски сжимало от зашкалившего пульса.

Заглянув в небесно-васильковые глаза Иры, он увидел не испуг, а твердое намерение противостоять ему, оберегать дитя — их общее дитя, на секундочку — от…него же! А вот это уже не лезло ни в какие ворота!

Совсем неожиданно на душе стало легко-легко, будто он только сейчас нашел ответ на мучивший его долгие годы вопрос.

Тамир отпустил Иру и расхохотался от души. А потом сказал то, отчего волосы зашевелились на ее голове.

— Обе мои! — довольно рыкнул он, а из его груди поднялся какой-то мягкий воркующий звук, значения коего она определить не могла.

Всего два слова — а внутри у Иры взорвался вулкан, и привычный, с трудом выстроенный мир рухнул. Всего два слова — а складывалось впечатление, что судьба ее решена. Но почему-то на этот раз страх отступил. Уступил место чему-то трепетному и нежному, осторожному, хрупкому, точно крылышки бабочки. Зыбкое видение едва не унесло Иру в мир розовых грез. Но потом она зло одернула себя. Очнись уже идиотка — твоя дочь в опасности! Беги! Делай, что угодно, спасай Еву и себя!

— Нет, Тамир, ты ошибся. Ничего такого, о чем ты говорил…, — заговорила она приглушенно, но слова ее были затерты горячими жадными губами, когда он легко обвил рукой ее талию, крепко прижимая к себе, купая в ощущении надежности. Пальцами другой руки оборотень на удивление бережно обхватил ее подбородок. И компенсировал эту осторожность властным поцелуем, в котором он брал всё, что хотел. Он сминал ее губы в неистовом поцелуе, ласкал их с каким-то отчаянием, утолял свой голод, и будто возвращал себе утраченное, украденное, но такое близкое и принадлежащее только ему одному.

А затем отстранился, отпустил тяжело задышавшую Иру, нежно погладил ее по щеке и улыбнулся. Заметил, как вспыхнули изумлением и неверием глаза-васильки. А потом опустился на корточки. Протянул было руку к лицу девочки, с интересом и настороженностью наблюдавшей за ними, но та дернула головой, с превеликим подозрением впиваясь в него пронизывающим до костей, колючим недоверчивым взглядом. Улыбка стала шире, когда Тамир узнал себя. Девочка уцепилась за материнскую руку.

— Не бойся меня, кроха.

— Я и не боюсь, — исподлобья глянула она на него.