(не) мой соавтор

— Я работаю по двенадцать часов в сутки, — сообщил Антон мне в затылок. — Вот точно. Причём это совершенно не значит, что я буду целыми днями писать что-то рядом с тобой. У меня в голове постоянно вертятся мысли вроде: «но как эта штука всё-таки работает?», и если они меня захватывают, я с головой ухожу в них. Я не то, чтобы стопроцентный писатель. И не то, чтобы примерный семьянин, ценящий доброту, мудрость и свитера с оленями. Скорее уж сильно наоборот.

— Мальчишка-супергерой, который хочет быть плохим парнем, — серьёзно сказала я. — И бунтует против стандартной семейной жизни, не желая вписываться в стандарт.

— Не без этого. Прикинь это на себя, Рэйн. В своей жизни. Я пойму, если тебе это не подойдёт.

Я помолчала, рассеянно поглаживая его голое колено.

— Вот сейчас надо немного поколебаться для виду? — уточнила я. — Потому что я не вижу, как жизнь рядом с тобой может сделать мою жизнь хуже. Ну, кроме стандартного «мы расстанемся и разобьём друг другу сердце», но это-то как раз неотвратимо. Люди расстаются, люди умирают.

— Или хуже, — негромко сказал Антон. — Когда стресс переходит в такое состояние, что нарушается восприятие реальности. Всерьёз. Это ты всего лишь хлопнула дверью и улетела в Одессу. У кого-то ещё может быть куда более хрупкая психика.

Я недоверчиво обернулась к Антону.

— Такое правда было у кого-то из наших? От несчастной любви?

Он кивнул.

— Пару лет назад. Её бы вытащили, если бы заметили симптомы вовремя, но парень, в которого она влюбилась, никому ничего не сказал, а никого другого рядом не было. В итоге там через полгода очень плохо всё кончилось, от потери работы до очень увлекательного путешествия по дебрям клинической неврологии.

— А сейчас?

Антон пожал плечами.

— Вот именно поэтому, — вздохнула я, — я с самого начала держусь подальше от вашей тусовки при всей её романтичности. Просто пишу истории. Чёрт, почему так, а? Почему, когда творческие личности, вдохновение, нежность и настоящая любовь, к ним обязательно прилагаются страшные истории про смерть на дуэлях, спивающихся одиноких писателей и сходящих с ума от любви трепетных дев?

— Обратная сторона медали, Рэйн. Что до тусовки… я думаю, ты догадываешься, что я сейчас тоже не очень-то жажду быть её частью.

— Сбежим вместе в Нью-Йорк? — оживилась я. — У меня там как раз пара соавторов на хозяйстве, помогут обустроиться, заживём скромной соавторской коммуной…

Антон прикрыл глаза рукой.

— Всё. Слезай. Я понял, тебя уже ничего не проймёт и не спасёт. Работать, Рэйн. Вся ночь впереди.

— А вот это прозвучало очень романтично… — мурлыкнула я, слезая с колен.

— Не надейся.

А вот буду, ехидно подумала я. Всегда.

В душ мы отправились вместе, пошатываясь; глаза слипались от усталости. Я подозревала, что если бы мы писали по отдельности, то и я, и Антон сразу завалились бы в кровать, наплевав и на гигиену, и на социальные условности. Но рядом с ним засыпать грязной, потной и липкой было как-то неловко, и, похоже, он чувствовал то же самое. Кажется, наши отношения были ещё на той стадии, когда стесняешься сливать воду в бачке унитаза. Последний раз я ощущала что-то подобное лет в восемнадцать.

Но спать хотелось невыносимо. И первое, что я сделала, очутившись в ванной — плюхнулась на дно ванны, свернулась клубочком, поливая себя горячей водой из душа, и закрыла глаза.

В следующую секунду у меня самым бесцеремонным образом отобрали душевой шланг.

— Нет уж, вставайте, добрая леди, — произнёс насмешливый соавторский голос. — Жизнь всё ещё бьёт ключом, и негоже от этого устраняться.

Я с мрачным видом приоткрыла один глаз.

— Бить ключом — моё любимое хобби, сэр Темнота, — сообщила я. — Разводным. Или гаечным, по обстоятельствам. Подай мочалку, а? Попробую вымыться лёжа.

Вот тут-то он меня и вымоет, промелькнула мечтательная мысль, но вместо этого мне на голый бок действительно шлёпнулась розовая мочалка.

— Это нечестно, — пробормотала я, открывая глаза и протягивая руку к флакону геля для душа. — Где-то здесь должна быть романтика.

— Вот же она.

Я подняла взгляд. Мой соавтор преспокойно выдавливал на фиолетовую зубную щётку тонкую дорожку голубоватой пасты.

— Кто-то спрашивал о цвете моей зубной щётки, — пояснил он. — Наконец-то тебе дано лицезреть её воочию. Ну разве не здорово?

Я вздохнула и принялась себя намыливать.

— На разврат в ванной, я чувствую, рассчитывать не приходится? — осторожно спросила я.

Антон решительно мотнул головой.

— Главный развратник временно повесил табличку «не беспокоить» на… ну, в общем, на что-нибудь повесил. Могу, впрочем, поставить тебе будильник на девять утра, если уж совсем не терпится.

— Все, что раньше десяти — глухая ночь, — мрачно сказала я. — Кстати, я за то, чтобы всё-таки остаться тут на несколько дней. Мне внезапно начало здесь нравиться. Ну, то есть если тебя не ждут на кафедре уже завтра, или…

Антон покачал головой.

— Не ждут. Я взял отпуск за свой счёт.