Не моя девочка (СИ)

— Давай присядем, — предлагает он и мы одновременно опускаемся на скамейку. Артем садится напротив. Миша хмурится и просит: — Мы могли бы поговорить наедине?

— Мне нечего скрывать от Артема, — качаю я головой и смотрю на него. На лице Артема улыбка и я вдруг ловлю себя на мысли, что готова вечно смотреть на то, как этот мужчина улыбается.

— Ладно, — кивает Миша. Делает глубокий вздох и, взяв меня за руку, начинает говорить: — Примерно восемь лет назад, я был самым молодым адвокатом в нашей адвокатской фирме. Громких и больших дел мне одному не доверяли. Но зато мне доверял твой отец. Ты же знала, что наши отцы дружили? Ну так вот, я стал его доверенным лицом, был в курсе почти всех его дел. Многое знал, Изи, в частности то, что свой бизнес Альберт Александрович начинал, мягко говоря, не честно. Но это было давно. А семь лет назад твой отец пришёл ко мне каким-то потерянным и заявил, что хочет написать завещание. Точнее, как бы так сказать, с юридической точки зрения это не завещание вовсе. Это была просьба его ко мне. Против Альберта Вишневского завели уголовное дело, все там явно было заказным, и твой отец решил перестраховаться. Он передал мне список нескольких оффшорных счетов, которые, в случае если с ним что-то случится, должны будут достаться его единственному ребёнку. Но получить доступ к этим счетам ты могла бы только достигнув совершеннолетия.

Я прикрываю глаза, пытаясь унять накатывающую истерику. Потому что понимаю в этот момент, если бы я не сбежала тогда от тётки, то…

— А где ты был раньше? — шепчу я. — Тебя не было на похоронах родителей. И потом ты не приходил. Почему ты не пришёл ко мне и все это не рассказал?

Мне и радостно от нашей встречи и больно одновременно. Потому что я вспоминаю как ждала. Не только Мишу. А тех людей, которых считала близкими. Но никто, никто не приходил. Я стала никому не нужна.

— Когда погибли твои родители, меня не было в стране. А потом… мне сказали, что тебя забрала к себе тетка. Я подумал, что так хорошо, что ты у близких родственников, а не в детдоме. Изи, — он сильно сжимает мою руку, — если бы я знал в каких условиях ты жила, я бы раньше пришёл. Я понимал почему ты могла уйти, родственники же и не искали тебя толком, лишь заявление написали. Это я обратился на телевидение.

— Я знаю, — киваю я.

Опускаю голову и едва сдерживаю слезы. А Миша вдруг заявляет:

— А потом, спустя три года, ко мне пришёл мужчина и сказал, что тебя не надо больше искать.

— Какой мужчина? — настороженно спрашивает Артем.

— Йонас Лейтович. Я кое-что о нем до этого слышал и очень удивился его визиту.

Мы с Артемом переглядываемся. Затем я интересуюсь:

— И как он объяснил почему меня не надо искать?

— Он поинтересовался кто я тебе и зачем ищу, я ответил, что мы старые знакомые и я хотел бы знать, как сложилась твоя судьба. А он заявил мне, что ты давно погибла. Я не поверил, особенно когда он отказался предоставлять мне доказательства и говорить откуда он тебя знает. Он ушёл, а я поехал за ним. В город, в котором Лейтович был, скажем так, биг боссом. Я рискнул, пришёл в его ресторан, начал у людей спрашивать. Про тебя все молчали. Лейтович ко мне вышел и сказал: "Убедился? Её здесь нет. И никогда не было. А ты лучше уезжай, от греха подальше". Я ещё пару дней в городе побыл, в полицию заглянул, пытался тебя пробить. Но о тебе никто и ничего не слышал.

Я снова закрываю глаза и глубоко дышу. В то время, когда Миша приезжал меня искать, я под замком сидела. И что же получается, что посадил меня туда Йонас не совсем из-за ревности? Он меня прятал? Он побоялся, что я уйду от него гораздо дальше, чем к другому мужчине. В другую жизнь.

Сволочь, Господи, какая же он сволочь…

— Кто-то ещё знает про завещание Вишневского? — спрашивает Артем.

— Нет. Я никому не рассказывал. И случайно узнать тоже никто не мог. Я хранил эту его тайну и надеялся, что смогу отдать деньги тебе, Изи. Я должен твоему отцу.

— А если бы я действительно погибла бы?

— То деньги бы пошли на благотворительность. Но я должен был на сто процентов быть уверенным, что тебя нет в живых. А так, получается, все пять лет — в подвешенном состоянии. Ты до сих пор числишься без вести пропавшей. Погибшей тебя не признали.

— О, Миша, — врывается в наш разговор голос мамы Артема, она подходит к нам со стороны огорода с корзиной в руках, — привет! Чего это они тебе даже чаю не предложили?

— Здравствуйте, Людмила Руслановна, — улыбается он. — Это необязательно…

— Обязательно. Такой путь проделал. Сейчас все принесу. У нас даже блинчики остались, Бэлла утром готовила, — сообщает женщина.

И вскоре на столе в беседке появляется и чай, и блины, и варенье.

Я от всего отказываюсь. Я сижу погруженная в свои мысли.

Шок и жалость к себе меня одолевают. Моя жизнь могла сложится иначе. Хотя…

Если бы я не ушла тогда, осталась в доме тётки, то родственники меня все равно бы просто продали Ильдару. И если с Йонасом я по согласию сперва жила, то там нет. Там бы мог быть другой ад. И гораздо хуже.