– Как скажешь, Ром, – соглашается так легко, говорит так ласково, что я ещё больше путаюсь в ощущениях. – И чего ты желаешь?
– Тебя. Всю ночь и по-всякому. Много раз. И только попробуй не кончить, Жень.
Рывком подхватываю её под ягодицы. Женя охает, сцепляет ноги на моих бёдрах, кусает за шею и издаёт смешок. Она издевается надо мной или проверяет на прочность? Я ж её в клочья порву за такое поведение. Даже когда она скромничала и зажималась, не мог себя контролировать, а сейчас и вовсе дурным стал.
Несу драгоценную добычу в глубь номера, затем швыряю на кровать. Нимфа приподнимается на локтях, наблюдая, как я срываю с себя одежду. В её взгляде на секунду вспыхивает восхищение, но потом он снова становится незнакомым мне. Такую Женю я ещё не видел. Слишком раскрепощённая, слишком податливая, слишком смелая. Сексуальности и уверенности в ней сейчас через край. Голова кругом.
Она разводит свои изящные ножки – и я всё-таки не могу сдержать стон. Стою и пялюсь на её прелести. Выгляжу как дебил, уверен в этом на сто процентов.
Наконец я отмираю. Наклоняюсь, провожу пальцами по нежной коже.
И ведь я всё же грохнулся перед ней на колени. Нимфа лежит на кровати, а я распластался на полу у неё в ногах. Кусаю, целую, всасываю половые губы и клитор, совершенно не сдерживая стонов.
А она даже звука не издаёт. Ни единого. Глаза зажмурила, зубы стиснула, кулаки сжала. Лежит моё брёвнышко словно мумия. Но ей ведь нравится. Она изо всех сил себя контролирует, чтобы голову не потерять. В чём опять дело? Кирилла вспоминает? Юлю? Или хочет опять включить недотрогу?
Провожу расслабленным языком вдоль половых губ, вгрызаюсь в клитор, затем нежно всасываю, а потом натираю кончиком языка, дразня разбухшую горошинку. И снова терзаю зубами.
– Ро… Рооом… – доносится протяжный то ли стон, то ли вздох.
Она больше не сдерживается, не может. Сотрясается в моих руках, елозит бёдрами, но я крепко удерживаю их, не давая ей отодвинуться. Женя кричит, задыхается, дрожит всем телом. Я и сам готов обкончаться. Безумие. Феерия. Помешательство.
Ума я сейчас лишён точно. Перемещаю её обмякшее тело на середину кровати и ложусь сверху. Головка трётся о её влажную разгорячённую промежность – и я еле дышу, ощущая частые спазмы во всём теле.
Нимфа подаёт бёдра вперёд, потирается о моё естество, скулит, а затем еле слышно шепчет:
– Давай.
Плотнее прижимаюсь членом к влажному лону, завладеваю её ртом. Целую так, что стоны получаются рваными. Нам не хватает воздуха, задыхаемся, горим. Отрываюсь от неё, чувствуя головокружение.
– Ну же, – шепчет нетерпеливо, судорожно втягивая кислород.
Истекает подо мной, сдерживать себя не может, стонет, хнычет, просит. А я сам не понимаю, какого чёрта ещё не вошёл в неё.
Её раскрасневшиеся щёки, спутанные волосы, размазанная помада, припухшие губки – всё это настолько прекрасно, что с ума сойти можно. Женя бесподобна.
Обхватываю её голову ладонями и снова целую – жадно, ненасытно, властно. Моя она и точка.
– Жень, не обижайся только, – хриплю ей в губы. – Ты спишь с ним?
– С кем? – в её опьянённых страстью глазах мелькает недоумение.
– С Кириллом.
Нимфа прищуривается, а затем усмехается. Искренне усмехается. Нагло. Бесит.
– Неужто вы и правда ревнуете, Роман Андреевич?
– Да, – честно сознаюсь, ибо какой уже смысл врать.
– У нас ничего не было, – говорит она, и я ей верю, потому что хочу верить. – Пока ещё не было, – добавляет ехидно. – Но это в любом случае не твоё дело.
– Не смей, – рычу в её нахальный рот, затем вновь атакую его. – Ты моя теперь, – бормочу между поцелуями. – Только моя.
Златовласая бестия кусает меня за повреждённую губу, шиплю и отстраняюсь, а она невинно лепечет:
– Прости.
Женя обхватывает моё лицо ладонями, всматривается в него и тихо спрашивает:
– Больно?