Не моя война

Приходили вести с других концов этого «фронта». Никто никого не беспокоил. Мелкие вылазки разведчиков заканчивались тем, что там или здесь вырезали по-тихому часовых — и все. Связи не было никакой. Началась охота за цветным металлом, телефонные кабели безжалостно выкапывались, обжигались, медь продавалась в Турцию. На хилых местных АТС выламывались контакты, счищались миллиграммы серебра, и также отправлялись за границу. А радиосвязи как не было, так и нет. Все сношения с внешним миром осуществлялись посредством посыльных и передачей с оказией.

Кое-где появлялись листовки. Текст с двух сторон был примерно одинаковый: «Сдавайтесь, грязные собаки. Наше дело правое — мы победим!» Листовки с обеих противоборствующих сторон были написаны по-русски. Ну вот, если бы не русские, то как бы они общались между собой?

Комбат 25 декабря отпустил почти весь личный состав батальона на новогодние каникулы. Хоть это и не мусульманский праздник, но советские традиции живучи. Всего в батальоне осталось вместе с нами пятьдесят четыре человека во главе с не просыхающим от пьянства командиром.

Мы, как могли, протестовали, шумели, взывали к голосу разума. Но разве можно было пробиться через заплывшие водкой и жиром мозги. Модаев лишь злорадно хихикал.

Мулла, хоть и призывал не отмечать этот праздник, и вообще соблюдать пост, но кто его слушал! Люди рвались домой, к семьям.

Из командования остались в батальоне лишь комбат и мулла. Модаев уехал к своей жене. Вели, Ахмед с родственниками уехали тоже. Нам они принесли подарки. Продукты, сигареты, всякую мелочь, полезную в хозяйстве.

Из командиров рот никого не осталось. Мы по-прежнему ни во что не вмешивались, пусть рулят, как хотят. Это их война, их армия. Наше дело — сторона. Как могли, обучили, сами устали, вымотались, всему остальному пусть сами учатся.

— 82 -

Ночь с 27 на 28 декабря 1992 года я не забуду никогда. Часов в пять раздался грохот от разрывов снарядов. Нас подбросило. Грохот был силён. На окраине деревни была слышна автоматная трескотня. Рёв моторов.

— Похоже на танки! — Володя был уже на ногах, лихорадочно одеваясь.

— Точно, танки! — подтвердил его догадку Сашка.

— Пойдёмте-ка к молоканам! — заорал я. — Витька, помнишь, что комбат про танки говорил?!

— Помню. Там офицеры — белорусы! Шанс на свободу!

— Вперёд!

Я рванул к молоканам, нашим, родным, русским, а остальные к штабу.

Бой разгорался в тылу, как раз на том поле, через которое мы прошли, захватывая эту деревушку. Как-то вышли нам в тыл.

Шёл короткой дорогой, через дворы, через сады. Слышно было, как в трескотню наших автоматов вплетается неторопливое соло КПВТ (крупнокалиберный пулемёт Владимирова танковый), вперемешку с танковыми выстрелами. Грохот боя заставлял выплёскиваться адреналин в кровь. Внутри все дрожало и вибрировало от возбуждения и напряжения. Во рту пересохло, руки стали влажными, в голове все гудело от разрывов и прилива крови.

Вот и дом, где квартировали наши славяне-молокане. Там шёл бой. Слышны были стоны раненых, я наступил на чьи-то разорванные останки, нога поехала на человеческой слизи в сторону. Еле устоял.

Подбежал к дому.

— Мужики, все уходим, не выстоим! Собирай раненых и к штабу!

— Попробуем отбиться! — проорал кто-то сверху, охваченный азартом боя.

— Уходим, уходим! — послышалось сверху.

Топот ботинок, люди пронеслись мимо.

— Забирай раненых, я постараюсь прикрыть! — я снова вышел на задний двор дома.

Правда, как я смогу устоять с автоматом против танка, я слабо себе представлял. Но очень хотелось помочь своим, русским, а может, и познакомиться с братьями-белорусами. Кто знает, глядишь и повезёт.

Молокане собирали раненых, оставляли убитых. Целых их всего было человек десять, и раненых столько же. Значит, убитыми уже потеряли около пятнадцати. Я выглянул в пролом в заборе. Луна светила в небе ярким прожектором, заливая все белым светом, предметы отбрасывали изломанные тени.

Армянская пехота пряталась за деревьями и руинами ближайших домов. Для острастки выпустил длинную очередь, чтобы дать время уйти мужикам. Посмотрим, сильно воевать не собираюсь, минут через пятнадцать надо самому сваливать, а то потом не успею.

Раздался грохот подъезжающего танка, я лишь успел отскочить от забора, как в нем образовался огромный пролом и показалась тупая морда танка.

Так получилось, что я оказался как раз напротив него.

Я положил автомат, поднял руки вверх. Спокойно, Олег. Спокойно, это твой шанс на свободу. Если только не шлёпнут.

— Эй, азер — воин Аллаха, топай сюда, только медленно и без фокусов! — раздался голос с башни.

Голос был русский, без надоевшего кавказского акцента. Свои! Сейчас только спокойно!

— Я такой же азер, как ты ара, — и тут я ему загнул отборную матерную речь, которая известна каждому русскому офицеру, при этом двигаясь вперёд, не опуская рук.

— Русский что ли?

— Русский.

— Наёмник? Инструктор?

— Пленный инструктор.

— Опускай руки, иди сюда.

По броне простучали ботинки, спрыгнул молодой мужик, моих лет, в танковом комбинезоне.

— Здорово, инструктор! Как звать-то?

— Олег. А тебя?