И вот он - канун моего отъезда. Ключи отданы риэлтору, все документы с Еленой подписаны, билеты куплены, а вещи собраны.
По такому случаю баба Шура решила закатить ужин и даже пригласила несколько своих кумушек - таких же старых и любящих посплетничать подружек. Именно они и занялись готовкой, отмахнувшись от моей помощи, как от назойливой мухи. Максимум, что мне доверили - это накрыть стол скатертью и расставить посуду из древнего, но невероятно красивого и изящного сервиза. Потом я уселась на кухоньке - подперев щеку кулаком и рассеянно наблюдая за неторопливо вошкающимися старушками - и просто сидела, тягая из любезно подставленной плошки баранки и хлюпая травяной чай.
А потом у нас был самый настоящий пир. Запеченная с яблоком и черносливом курочка стояла посередине на шикарном расписном блюде, а окружали ее, может, и не очень замысловатые, зато вполне себе классические домашние яства - вареная картошка под поджаркой из лука и грибов, душистый, остро пахнущий специями плов, фаршированная тыква и котлеты из цукини, селедка под шубой и оливье, в которой вместо колбасы был говяжий язык, горячего копчения лещ и самые разномастные соления, начиная с классических огурцов и помидоров и заканчивая перчиками, баклажанами, кабачками и перетертой хреновиной.
Ну и, разумеется, куда без домашнего хлеба с чесноком и пряными травами и самопальными настойками из всевозможных ингредиентов? К моему удивлению, именно на последние особенно налегли старушенции, закусывая сколько-поскольку и тем самым развязывая свои и без того словоохотливые языки.
Но болтовня женщин, как ни странно, не напрягала. Журчание их старушечьих, с хрипловатыми и срывающимися нотками голосов действовало умиротворяюще и создавали удивительно уютную и правильную атмосферу. Их разговоры были просты и незамысловаты - погода, урожайность, хитрые придумки рассады и удобрения, цветочки-кустики и овощи-фрукты. Коровы-куры, мужья-родственники, дети-внуки и прочее, прочее и прочее…
Естественно, развлекали себя бабки и всевозможными вопросами. Их интересовало абсолютно все - и моя жизнь, и моя работа, и планы, мать его, на будущее. И, разумеется, судьба дома деда. Баба Шура-то давно знала о моих замыслах. Тайно сетовала по этому поводу, но в целом понимала и потому - одобряла.
Но вот кумушки ее не поддержали. Им было жаль отменного и крепкого дома. Кое-кто шумно и эмоционально пытался уверить меня в том, что участок нужно оставить - для будущих поколений. А то и вовсе перебраться в Юрьево, чтобы в тиши и благоденствии провинции воспитывать своих деток. Свежий воздух, нулевая преступность, отсутствие соблазнов и все такое…
Меня аж передернуло. Но я заставила себя улыбнуться и покивать. Нет нужды уверять их в чем-то, уговаривать, объяснять. Этим одиноким, по сути, и простым женщинам не надо вступать в споры. Иногда им просто хочется получить благодарные уши тихого и понимающего слушателя - и этого оказывается вполне достаточно. Поэтому я улыбалась и кивала - а все для того, чтобы не огорчить милых по своей натуре бабушек.
А еще они меня нахваливали. Стараниями бабы Шуры, конечно. Она-то заходила ко мне и видела, какие изменения претерпел дом деда. И теперь она во всех красках описывала, что такого она увидела, хвасталась моими умелыми руками и терпением, будто я - ее обожаемая внучка. Это было приятно. Давно я не чувствовала такой семейной теплоты и душевности. Она воодушевляло и приятно грела сердце, давненько отвыкшее от одобрения кого-либо, кроме самой себя.
Тут, разумеется, большую роль еще и наливка сыграла. Под разговоры я опрокидывала в себя одну стопку за другой и незаметно для себя захмелела и расслабилась. В какой-то момент я совсем перестала следить за беседой и только мечтательно лыбилась.
А потом и вовсе заиграла какая-то музыка. Что-то в стиле “Отцвели уж давно хризантемы в саду”. Особо крепенькие бабушки даже поднялись на ноги и засеменели-затопали в подобии вальса, счастливо улыбаясь и держась сухонькими ручками. Еще парочка затянула хорошо знакомый им мотивчик, уперевшись подбородком в свои кулачки и удовлетворенно прищурившись.
Домой я вернулась около одиннадцатого. Шатающейся походкой, с помутненным разумом, но умиротворенная и спокойная, как отъевшийся поросенок.
Баба Шура даже порывалась меня проводить, ласково потрепав по плечику. От выпитого она раскраснелась, но выглядела очень уж довольной. Оно и понятно. После девяти бабульки одна за другой разбрелись по своим домам, а я осталась, чтобы помочь убрать со стола и перемыть посуду. Ну, и снова поговорить на дорожку и собрать кое-какие продукты с собой в контейнеры.
Не пропадать же еде, в самом деле.
36. Вероника