Но сегодня был день, явно далекий от педагогических изысканий. И мне хотелось только одного - чтобы этот ребенок все-таки заткнулся, а проклятая мигрень - хотя бы чуть-чуть, но утихла.
Кто-то, кстати, не выдерживает и делает горе-мамаше громкое и довольно грубое замечание. Та совершенно некрасиво огрызается, и потому в автобусе поднимается шум и эмоциональный гвал, заставляя мою бедную головушку разболеться только сильнее.
Когда транспорт наконец-то достигает моей остановки, я ужом выскальзываю из толпы и, оказавшись на улице, под прохладным ветерком и в относительной тишине, блаженно вздыхаю, глубоко вбирая в себя свежий (опять-таки - относительно) воздух. Отвлеченно досадуя на себя на тему “надо было все-таки вызвать такси!” и поспешно перебирая обутыми в ботильоны на шпильке ногами, я очень спешу к центральному входу и практически не обращаю внимания на окружающие меня людские потоки.
Ох, не зря меня Светлана Аркадьевна предупреждала! “Смотри по сторонам, - говорила она, - Ты нам нужна здоровая и полная сил!”
Но я же торопыга! Еще и не в самом лучшем расположении духа торопыга!
Вот и получаю я за свою поспешность по полной программе!
Нет, машина меня не сбивает, слава Богу. Однако, выскочив на парковку, я едва-едва не попадаю под колеса резко затормозившего черного страшилища - и инстинктивно делаю не то ласточку, не то перепуганного осьминога, который категорически отказывается так некрасиво и позорно погибать. То есть - руки и ноги в разные стороны, на физиономии - выражение глубокого ужаса и полное разочарование в полной несправедливости моей горе-судьбы.
Не справившись ни с собственной координацией, ни с гравитацией, я, споткнувшись и шарахнувшись в сторону, вполне себе ожидаемо не только громко матюкаюсь, но и не самым красивым образом валюсь на бок. Больно ударяюсь бедром об асфальт, матюкаюсь еще раз и тут же болезненно стону от пробившей лодыжку боль.
Определенно, неудачный день! А ведь только первая половина дня! Что ж меня ждет дальше? Неужели что-то еще похуже?!
Разумеется, я пытаюсь подняться. Но, как пьяная, не могу найти ни опору, ни сил упереться в землю. Определенно, неловкая ситуация… Из-за этого сильнейшая злость внутри меня вспыхивает огнем и с силой толкает в грудь и в горло, вызывая приступ тошноты и неконтролируемый поток слез.
Жалкая!
Дурная!
Несчастная!
Эх, Самойлова, Самойлова…
Но мир не без добрых людей, и это хорошо. И кто-то крепко и надежно подхватывает меня под локотки и уверенно поднимает вверх и продолжает удерживать, пока я выравниваю собственное тело.
Я облегченно вздыхаю и, оборачиваясь, жарко благодарю своего неожиданного благодетеля:
- Спасибо! Вы очень лю…
Правда, фразу я не заканчиваю и проглатываю ее окончание, вытаращив глаза на бородатое, криво улыбающееся лицо, которое трудно спутать с кем-либо еще, кроме как…
Самойлов, мать его!
Лев Маркович, скотобаза этакая!
Очередное ругательство срывается с моих губ раньше, чем я успеваю его воспитано остановить. Но оно вызывает у чудовища лишь еще более кривой и немного восторженный оскал, будто ему понравилось то, как я матерюсь.
Но не это самое страшное!
Страшно то, что, почувствовав близость тела чудовища, знакомую крепость его объятий и крышесносящий и ни с чем не сравнимый аромат его туалетной воды, я теряюсь. А еще вспыхиваю. И от стыда (неприятно так опростоволоситься на глазах знакомого тебе человека), и от болезненного спазма внизу живота (далеко не целомудренного происхождения).
Жуть-то какая! Да ведь это напоминает какое-то кино! За что же мне такое счастье?!
- … за любезность, - позорно икнув, в итоге выдаю я хрипло, - Можете меня пустить, Лев Маркович.
- Ты в порядке, девочка? - тихо и проникновенно спрашивает чудовище.
- Жить буду. Это ваша машина меня чуть не сбила?
- Моя.
- Ясно… Пустите, говорю.
Смирнов морщится, но отпускает. Правда, перед этим сжимает мои локти чуть сильнее и на секунду прижимает к своему торсу, чем вызывает у меня целый табун мурашек по коже. И вполне ожидаемый и не самый приятный нервный вздох.
И опять - это похоже на кинцо - третьесортное и проходное. Романтично-сопливое и с привкусом наивных девичьих фантазий.
Такое посмотришь и забудешь. За редким-редким исключением. Но под особое настроение - иногда очень хорошо заходящее.
Жаль, что я не в этом самом настроении. И поддаваться его мрачно-страстному и жадному обаянию не имею никакого желания.
Или все-таки имею? Особенно беря во внимания мои сегодняшние ночные фантазии на больную, то есть нетрезвую голову?
Ой-ёй… Это я что - только что губу облизала? Блин-блинский… А у Смирнова вон как взгляд потемнел, - превратился из серого в практически черный! Ужас ужасный!
Но - очередной спазм скручивает внутренности, и я, ошеломленная, делаю шаг назад. И тут же вскрикиваю от пронзившей лодыжку и заднюю сторону бедра боли, опасно накреняюсь и снова оказываюсь в мужских объятиях.