Не надо, дядя Андрей! (СИ)

Два дня я прожила спокойно. Андрей принес новый телефон и ноутбук. Я попросила еще наушники, он задумался, но когда я сказала: «На вечер» и опустила глаза, тут же принес, видимо, свои, крутые, навороченные. Звук в них был такой, что можно было рядом с отбойным молотком стоять и не слышать.

И я включала музыку каждый раз, как слышала шаги по лестнице. И танцевала под нее, стараясь не думать, что именно в этот момент Андрей загоняет свой член в горло какой-то другой шлюхе. Трахает, не думая о ее чувствах. Прибивает ее голову своей долбежкой к косяку двери. Спускает в нее терпко-горькую сперму, а она вылизывает его яйца до последней капли.

А потом он разворачивает ее задом и…

Низ живота сводило болью от этих мыслей. И в груди теснилось странное чувство, похожее на злость. На ту злость, с которой я выгоняла из дома ту шалаву, которую он трахал в тот день, когда его член впервые заполнил мой рот…

На третий день я решилась наконец поплавать в бассейне. Хоть Андрей и разрешил это делать, когда хочется, я все равно дождалась, пока закончится прием и он уйдет к себе наверх. И плавала весь час, что оставался до времени его развлечений. А потом заперлась в комнате, но… услышала только как он спускался. Но не услышала как поднялся обратно. Я ходила с наушниками и ждала.

Но потом не выдержала и выскользнула за дверь. Не решилась спуститься, просто выглянула в окно гостиной.

Он лежал, развалившись, прямо на краю бассейна. А рыжеволосая блядина отсасывала ему под водой. Иногда она выныривала, чтобы глотнуть воздуха, но загорелая жесткая рука, покрытая татуировками, хватала ее за волосы и силком погружала обратно под воду, к паху.

Жопа у этой шлюхи была огромная и торчала из воды как два необитаемых острова.

Наверняка он потом трахнет ее и туда.

Я сжала кулаки, чуть не плача.

АНДРЕЙ

1.

Это помогало.

Полночи я долбил шлюх, вторые полночи отсыпался, половину дня работал в мутном тумане недосыпа, вторую половину считал часы и минуты до ночи. В каком-то смысле возник баланс. Лиза редко появлялась в моем присутствии и это тоже помогало. Пока я не выпадал из своего расписания все шло отлично.

Потерял вкус к некоторым развлечениям, это да. Раньше мне нравилось, как свистит плеть, красные отметины на коже, крики и слезы облегчения, когда истерзанные женщины ластились к моим ногам. Нравилось, когда прикованные к кровати они извиваются под жестокой лаской мощного вибратора, кончая раз за разом до боли и ненависти к переизбытку наслаждения. Нравились веревки и распорки, зажимы, ошейники, обездвиженные куклы, фак-машины, кресты и прочий антураж. Я был профи.

Все утекло.

Теперь я хотел, чтобы они плакали только от того, что я делаю с ними своим хуем. Молились ему. Мучились, рыдали, проклинали и зависели.

Растягивать до предела, вгонять до упора, долбить до потери сознания.

Размазывать по лицу их слезы вперемешку со спермой. Сжимать пальцами дрожащее горло.

Но теперь я видел, как фальшивы эти слезы.

Поэтому и не помогало тоже.

Фальшивка, все была фальшивка. За деньги они подставляли любые отверстия для любых развлечений, за большие деньги согласны были изобразить боль и страх.

Но я теперь знал, как это выглядит по-настоящему.

Наверняка за очень большие деньги мне бы приволокли и реальных девственниц.

Я не исключал, что однажды дойду и до этого.

А пока сливал свою похоть и ярость в тех, кто изображал ответку лучше всех.

Это прекрасно работало в те дни, когда я не встречал Лизу. Когда контейнеры из холодильника пропадали сами собой, голубую гладь бассейна не тревожили всплески волн и только едва уловимый ее запах оставался в холле. Я втягивал его носом как дикий зверь, почуявший добычу и ждал, ждал, ждал, когда можно будет бросить на пол спальни очередную шлюху, завернуть ей ноги за уши и заколотить с размаху в зад, без смазки, без подготовки, дурея и рыча от собственной боли. Просто дырка. Воющая, корчаящаяся дырка без мозга и чувств.

Сам себе вру. Именно ее чувства мне были нужны. Чтобы ненавидела меня, сопротивлялась, боролась, рыдала. Шлюхи это умеют, но редко делают искренне. Иногда я доводил их до исступления, когда они ползли, орали и отказывались от денег. Тогда я верил.

В те дни, когда мы сталкивались с «племянницей» дела были хуже. Я заставал ее на кухне, где она съеживалась при моем приближении, потом вздергивала подбородок, стараясь быть смелой и гордой, но стоило мне приблизиться хотя бы на шаг, убегала в свою комнату. А я вдыхал страх, растворенный в воздухе, соль ее слез.

Я видел, как она плавает в бассейне, сидит на скамейке в саду, сворачивается клубочком и засыпает во время просмотра фильма в гостиной. И не мог дождаться ночи. Таскал потом за волосы шалав по этим местам, драл их в бассейне, на скамейке, втрахивал в диван, на котором сидела Лиза, но не мог насытиться, сколько бы ни доводил до воя и слез.

С полуночи до шести утра она никогда не появлялась вне своей комнаты. Дверь была неизменно заперта. Да, я проверил. Да, не один раз.

Должен был убедиться, что она не появится в самый неподходящий момент.