Не надо, дядя Андрей! (СИ)

Ничего ей не ясно, но любопытство вперед нее родилось, и она тянется к ящику, в котором у меня лежат, сверкая сталью, в рядочек разнокалиберные анальные затычки.

Вот с хвостиками, вот с колечками, вот с камнями и даже светящимися диодами.

Но меня больше интересует функционал.

Самая маленькая ей уже не подойдет. Мне не подойдет.

Возьмем побольше.

Я выдвигаю следующий ящик и достаю разогревающую смазку. Аккуратно наношу ее на стальную, гладкую, неимоверно красивую каплю в своих руках и маню девочку, которая мнется в дверях:

— Иди сюда.

Она подходит, не сводя испуганного взгляда с пробки.

Но у меня идея получше.

— На, давай сама! — я протягиваю ей затычку, держа за колечко, чтобы не испачкать пальцы.

Отхожу к кровати, плюхаюсь на нее и дотягиваюсь до пульта.

Комнату заливает яркий свет. Редко когда я включаю все светильники сразу, но теперь у нас светло как в операционной. И бедная Лиза стоит и щурится под этими прожекторами, держа стальную пробку на отлете.

Кажется, она не понимает, что надо делать.

— Встань перед телеком, — командую я. Там ее лучше видно. — Повернись ко мне задом.

Она бросает на меня странный взгляд, но поворачивается, как сказано.

— Наклонись вперед. Ниже. Еще ниже. Разведи ноги шире. — Ох, как у меня снова становится тесно в паху! — Свободной рукой отведи одну ягодицу в сторону.

Она слушается меня, наклоняясь так, что мне видны розовые складочки у нее между ног и еще не закрывшееся отверстие между белых булочек. Дышит она неровно, то ли собирается плакать, то ли возбудилась. Хорошо бы и то, и другое. Потому что я не выдерживаю и достаю член, обнимая его ладонью.

— Послушная девочка. Нагнись еще. А теперь сама аккуратненько, потихоньку раскачивая, вставляй в себя пробку острым концом. Давай, Лизонька, порадуй дядю.

Я шиплю от острого возбуждения, разливающегося по чреслам, когда она дрожащими пальчиками начинает медленно запихивать в себя серебристую каплю. Входит та довольно легко — я растянул ее отверстие, плюс смазка. Но в смазке весь секрет.

Когда тяжеленькая пробка вдруг сама вырывается у Лизы из руки и скользит на свое место, моя девочка вскрикивает от неожиданности, выпуская и колечко, которое пристыковывается к ее заду, и ягодицу. И тут же подпрыгивает, потому что чувствует распорку внутри, а вытолкнуть не может. А заодно начинает жечь смазка, и Лиза смешно подгибает, то одну ногу, то другую.

Еще немножко, и она подействует совсем хорошо. Внутри попки у Лизы будет горячо, гладкая пробочка будет раздражать ее задний проход, а перец жечься и заставлять ходить, приседать и даже шурудить пробкой в попке. Самостоятельно.

Я вижу, что ей уже хочется это сделать, но она стесняется меня.

— Подойди… — сиплю я, гоняя шкурку по члену.

Она приближается, я провожу пальцами по ее щели вверх и нащупываю колечко. И тихонько его тереблю, заставляя тяжелую пробку шевелиться внутри. Лиза неожиданно для себя громко вздыхает и ахает. Ее щеки заливает краска.

Но она остается у кровати, позволяя мне делать все, что заблагорассудится.

А ведь еще пару недель назад была такая борзая и дикая!

Неужели эта дерзкая когда-то сучка все стерпит?

До какого предела она согласна дойти?

Найду ли я этот предел?

ЛИЗА

1.

Дядя Андрей — жестокая мразь. Садист, урод, мудак, получающий удовольствие только когда кого-нибудь унизит.

Я быстро это поняла.

Очень быстро. Когда случилось то, что я поклялась, не случится больше никогда.

Я надеялась, что не случится. Что во второй раз будет легче, не будет так распирать все внутренности огненная дубина, с роковой неизбежностью разрывающая мое тело. Но было даже больнее, чем в тот раз. Острее, сильнее, так словно меня сажают на кол, словно протыкают пылающим мечом, словно наматывают все внутренности на раскаленный прут. Я перестала чувствовать хоть что-то кроме огненной боли.

Холод под грудью спасал, ледяной воздух кондиционера охлаждал пылающую кожу, но не умалял пожара в моих внутренностях, куда стремился захватчик, где он хозяйничал, толкаясь до упора, словно внутри у меня нет никаких больше органов, только отверстие для него, проходящее через все тело.

Тело мое мне больше не принадлежало, я отдала его Андрею.

Жестокой мрази, которой нравится моя боль.

От его шлепков я содрогалась и до крови прикусывала губы, чувствуя, что боль внутри еще не кончилась.

Но чем дальше…

Тем меньше было остроты и больше ощущения наполненности. Болезненной неудобной, жгучей наполненности. Стесывающей стенки моих внутренностей собой. Но снующий внутри меня член дяди Андрея вдруг стал приносить не только неприятное.

Мне нравилось, когда он выходил из меня. Чувство облегчения кружило голову, я сразу сдувалась как шарик. Кажется, внутрь даже проникала прохлада.

Но потом он толкался вновь, и все возвращалось. Растяжение, боль, огненный кол.

Правда когда он снова выходил, я понимала, что мне уже не хватает чего-то. Словно его дубина заполняла меня и это было правильно.