НЕ наша Russia

Поэтому было бы естественным, если в описываемый момент сознание вернулось ко мне вместе с чувством страха за свою жизнь.

Но никакого страха не было!

Конечно, не было и эйфории; думаю, что ей неоткуда было взяться. Но при всем осознании того, что я умер или умираю, у меня было полнейшее спокойствие. Призывы ко мне врачей держаться и их обещания того, что я буду жить, оставили меня совершенно равнодушным, я пропустил эти призывы мимо ушей. Мне это было неинтересно! Мне было безразлично, спасают меня или нет, и спасут ли. Сложно описать это чувство. Это не было отупением, ведь я пытался получить доказательства того, что я не умер, — я действовал. Скорее всего это чувство, когда ты после опасных приключений наконец добрался домой и теперь с тобою все в порядке. Это чувство того, что все идет как надо и с тобою все хорошо.

Что об этом известно

Но прежде чем сделать выводы, следует остановиться на важном обстоятельстве. Напомню, что я прежде всего сам хочу понять значение результатов этого эксперимента. Я провел в Интернете поиск альтернатив моим выводам и нашел вот что.

При проведении наркоза анестезиологи могут ошибиться, и пациент в ходе операции может проснуться, т. е. к нему может возвратиться сознание. Российский национальный медико-хирургический центр имени Н. И. Пирогова описывает эту ситуацию в статье «Восстановление сознания во время наркоза» так:

«…Общая анестезия предполагает обязательное угнетение сознания пациента, который в этом случае в течение всей операции находится в состоянии медикаментозного сна, просыпается только после окончания оперативного вмешательства и не помнит ничего из того, что происходило с ним в этот период…К сожалению, до настоящего времени у каждого больного, оперируемого в условиях общей анестезии, существует риск проснуться во время операции, при этом такое пробуждение может оказаться не замеченным анестезиологом.

…В ноябре 2004 года в газете “Вашингтон Пост” было опубликовано интервью С. Вильямса, пациента одного из кардиохирургических стационаров США, в котором он поделился воспоминаниями об операции, выполненной два года назад. Вильямс неоднократно просыпался во время операции, слышал шум пилы, рассекающей грудину, рассуждения хирурга о плохом состоянии сердца и высокой вероятности смертельного исхода, чувствовал жгучую боль от разрядов дефибриллятора. “Самым худшим, — вспоминал С. Уильямс, — была моя беспомощность, отсутствие возможности сообщить врачам о том, что я не сплю”. Он не мог ничего сказать, так как в трахею была установлена интубационная трубка для обеспечения дыхания, он не мог пошевелить пальцами или открыть глаза, потому что ему были введены миорелаксанты — препараты, блокирующие мышечную активность. “Мне было очень тяжело”.