Артем был единственным мужчиной, рядом с которым мне было легко и спокойно. Я не боялась его, а
— Тогда, что? Что именно не дает тебе покоя?
— Марин?
Я не смогла ответить. Не смогла выговорить то, что кружилось в голове.
Артем вздохнул. Провел пальцем по моей щеке, отчего внутри у меня все перевернулось, и заговорил тихим уверенным голосом.
— Кто-то обидел тебя в прошлом. Причинил такую боль, что ты до сих ее помнишь. Она живет вот тут, — обхватив мою голову руками, притянул к себе и поцеловал в лоб.
Он снова меня разгадал, прочитал, словно открытую книгу и… понял без слов.
Ощутив боль в груди, я опустила голову и спрятала лицо у него на плече. Обняла крепко, вцепившись так, будто действительно боялась, что сейчас исчезнет.
— Мне так страшно.
Артем, прижав меня к себе и мягко коснулся моего виска сухими губами.
— Ничего не бойся. Ты со мной, — его голос переломился и превратился в глухой шепот. — Доверься. Хотя я понимаю, что это тяжело. После всего, что тебе пришлось пережить. Марин… — он протяжно выдохнул, подцепил пальцами мой подбородок, заглянул в глаза. — Ты очень нужна мне. Вся нужна, понимаешь? Но если ты чувствуешь, что не готова, я отступлю. Буду ждать, сколько придется, пока ты сама этого не захочешь… Только не закрывайся от меня, не прячься больше. Договорились? — он улыбнулся.
Казалось не только комната, но и весь мир замер в ожидании моего ответа.
— Договорились, — прошептала я и, недолго думая, привстала на цыпочки и поцеловала его. — Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что ты такой хороший.
В стальных глазах заплясали озорные огоньки.
— Я вовсе не хороший, сладкая, — признался он, чуть смущаясь. — Если бы ты только знала, о чем я сейчас думаю, сбежала бы без оглядки…
— Думаешь?
— Уверен! А теперь, — Артем отпустил меня и отступил на шаг. — Если не хочешь, чтобы я снова набросился на тебя с поцелуями, беги собираться. Через два часа мы должны быть на открытии картинной галереи. Хотя… я бы предпочел остаться дома и смотреть исключительно на тебя, — добавил совсем тихо и, прежде чем я успела что-либо ответить, развернулся и вышел из комнаты.
Я же продолжала смотреть на закрытую дверь и улыбаться. Очень хотелось поверить, что однажды я смогу ответить ему взаимностью, и никакие призраки прошлого мне в этом не помешают…
Вдруг телефон в моей руке ожил. На экране высветилось короткое смс в стиле моей бабушки: «Дай себе шанс, девочка. Возможно Артем и есть тот самый принц, которому суждено тебя расколдовать?»
Посещение различного рода светских мероприятий и вращение в высших кругах — обязательное условие, которое должен выполнять каждый, уважающий себя, бизнесмен. Королев Артем Игнатьевич, несмотря на всю свою холодность и ненависть к подобным сборищам, все же был вынужден уступить негласным правилам жизни и львиную долю своего свободного времени посвящать лицемерству и игре на камеру.
Он не солгал, когда сказал Марине, что с большей охотой провел бы этот вечер в отеле, с ней. Как бы странно это ни звучало, но ему не хотелось делить своего Олененка ни с кем.
Артем хотел, чтобы улыбалась она ему одному, а не двум сотням денежных мешков, что так и норовили завести знакомство с его женой. Каждый раз стоило перехватить заинтересованный взгляд кого-то из гостей, как внутренности обжигало лютым огнем. Знакомым ярким пламенем, имя которому «ревность».
Он ревновал ее. Причем так сильно и остро, что сам едва не давился от противной горечи этого едкого чувства, потому что не привык его испытывать, не знал, что это такое. А с ней словно контузило, выбросило из привычной среды и заставило испить эту чашу до дна…
Марина была неотразима. Яркая и невесомая, как первая снежинка. Сказочная, искрящаяся… не от мира сего. Чистая, не запятнанная грязью и пороком, которыми кишело все вокруг. Невинный ангел на балу у Сатаны.
Его ангел…
Она шля рядом, крепко держа его за руку и старательно отыгрывая, возложенную на нее, роль госпожи Королевой.
От нее исходило мягкое теплое свечение, не идущее ни в какое сравнение с холодным блеском софит или переливом бриллиантов. И даже сквозь дорогую ткань смокинга Артем чувствовал его.
Стилисты подобрали для нее длинное платье цвета летней ночи на тонких бретельках с глубоким вырезом на спине, дразнящее мужское воображение. Оно облегало точеную фигурку, подчеркивая все то, что срывала ее мешковатая домашняя одежда. И, черт возьми, это ему совсем не нравилось! Так и тянуло схватить наваждение в охапку, закрывая от любопытных глаз, и зарычать, что есть силы: «ОНА МОЯ!».