Мелкая натягивает куртку, хватает пакет со сменкой и отбирает у меня из рук свой рюкзак. Пыхтит, одевая последний, и чуть не заваливается, когда рука не попадает в лямку. Бросает такой взгляд, что становится не по себе. На всякий случай прикрываю руками штаны, не знаю кто ее научил, но последний раз, когда я получил от нее коленом, мне не понравилось.
Из школы выходим молча. Заноза громко пыхтит, держась за лямки рюкзака, и время от времени подпрыгивает на месте, чтобы его поправить. Она слишком мелкая для огромного ранца с “Утиными историями”, да и для своего возраста. Вот была бы не такой противной, я бы помог. А так пусть терпит. Я же ее терплю.
– Что тебе мама пообещала за то, что будешь со мной ходить? – спрашивает неожиданно.
– Соньку. А тебе?
– Киндер, – вздыхает малявка, не отрывая взгляд от своих ног в блестящих ботиночках.
– Это ты продешевила, – смеюсь над ней.
– Я люблю Киндер, – тихо отвечает она.
По упрямо поджатым губам я понимаю, что она пытается не заплакать. Она давно уже не воет по каждому пустяку, но я всегда знаю, когда хочет. Неожиданно мне становится неприятно. Не надо было говорить так, не красиво. Я же знаю, что у них не так много денег.
– Эй, семечек хочешь? – толкаю ее в плечо, останавливаясь возле ларьков.
– Нет, – зло говорит она.
Но я все равно подхожу к бабулькам у ларьков, достаю три рубля и прошу отсыпать стакан.
– Тебе в кулек или в карман? – спрашивает улыбчивая бабулька с ярко-рыжими волосами.
– В кулек. И жвачку, – достаю рубль.
– “Турбо”?
– “Барби” – вздыхаю, кидая взгляд на мелкую, которая топчет комок грязи своими красивыми туфельками. Вот дурочка.
Забираю семечки и стягиваю с плеч мелкой рюкзак.
– На, держи, – протягиваю ей жвачку. – Мир?
Она задирает лицо и смотрит на меня своими огромными глазами. Они меня всегда пугали, слишком уж большие. Потом широко улыбается, выдирает у меня из рук жвачку, распаковывает и быстро закидывает в рот, разглаживая фантик пальцами.
– Ни-ваф-то, – говорит, энергично жуя. А на губах все такая же вредная улыбка.
– Ну и дура.
Глава 6
Ангелина. Наши дни
– Волосатый, – торжественно произношу я.
– Чего? – не говорит, шипяще выплевывает "парень из прошлого, и та еще задница".
Тянется за полотенцем на полу, хмуря кустистые брови. Поздняк, конечно, я уже все рассмотрела, мог не суетиться.
– Оброс, говорю, – складываю руки на груди, скользя нарочито-вызывающим взглядом по его торсу.
Красивый, зараза. Красивее, чем я помню. Но ни одна мышца на моем лице не дрогнет, чтобы польстить этому хренову Копперфилду. Трюк с исчезновением стал его короночкой.
– Это все, что ты можешь сказать спустя столько лет? – строит недовольную гримасу. Классический Арсеньев.
– Привет, засранец, – радостно скалюсь. – Понравилось земляничное шампанское?
– Так вот что это была за гадость, – кидает взгляд на тряпку у ног, крепче сжимая рукой полотенце на бедрах.
Мощных таких бедрах, с волосатым прилеском, уходящим вниз. Глаз не отвести. Я, собственно, и не отвожу. Могу себе позволить не мяться краснеющей девственницей у его порога, уже не восемнадцать.
– Пошла по кривой дорожке, алкоголь, нападение, кражи со взломом? – рычит повзрослевший мальчишка.
– Эй! Я пришла покормить кота! – пихаю мыском пакет под ногами.
– У мамы нет кота! – самодовольно скалится.
Словно в ответ из ванны раздается грохот падающей на плитку сумки со стеклом внутри.
– Ага, – строю ехидную рожу. – Зато, кажется, завелся домовой.
Делаю решительные шаги в сторону открытой ванны, но Антон, ожидаемо, не отступает. Развернул тут свои широкие голые плечи на весь коридор! Я подхожу к нему нос к носу и задираю голову, чтобы взглянуть в хмурое лицо. Переглядки – наша любимая детская игра. Он всегда сдавался первым, а я бессменный победитель. Но годы, кажется, прошли не напрасно, он натренировался. Мы оба не сдаёмся. Пялимся глаза в глаза, не смея моргать, пока веки не начинает щипать от подступивший влаги. И хотя я упрямо смотрю в серые зрачки, вспоминая грозовое небо сентября, в котором он меня бросил, общая картинка изменившегося лица отпечатывается в голове: заросшие густой щетиной скулы, собранные возле уголков глаз морщинки, выбеленный шрам на нижней губе. Всего этого раньше не было, и каждая деталь поражает. Почему-то я была уверена, что время над ним не властно, как над чёртовым Дорианом Греем.
Интересно, что видит перед собой Антон?
– О чем думаешь? – наконец, не выдерживаю тишины. Это ещё одна излюбленная игра: он ненавидел, когда я пыталась залезть к нему в голову.
– Что гребаная планета слишком тесна.
– Ты поэтому уехал на другой конец страны, проверить эту теорию?
– И стоило лишь ступить на родную землю – ты приперлась ее топтать.
– Я могу свалить, кота будешь кормить сам, – цежу сквозь зубы.
– Нет здесь никакого кота, мать ненавидит животных! – выталкивает из себя горячий воздух прямо мне в лицо.
– Мявф-ф, – раздается помесь кота со змеёй под ногами.