— Мой главный вопрос — с какой стати мой отдел безопасности озадачен поисками всей подноготной «чистой» карьеры Григория Громова — отпадает за ненадобностью. Ведь, насколько мне известно, Марина состоит в отношениях с его сыном.
— Все верно. Громов пытается оклеветать Марину, чтобы и от Сергея отвадить, и при этом остаться белым и пушистым. Даже в ее глазах.
— Марина знает?
— Только что узнала.
— А мне ты рассказать о своих проблемах не пробовал?
— Тебе и без меня хватает забот. Со своими как-нибудь сам справлюсь.
Взгляд брата стал, мягко говоря, озабоченным. Он помолчал с минуту, затем достал из пиджака флеш-карту и, подойдя ко мне, положил на стол.
— Здесь вся информация о левых счетах Громова за границей. Откатов за свою карьеру он собрал немало. Ты лучше меня знаешь, куда можно направить эти сведения. Только… — Дима сделал паузу. — Ты ведь понимаешь, что он просто так этого не оставит.
— Я тоже не оставлю. Ему придется поджать крылья и отвалить мирно.
— Я обеспечу охраной.
— Нет необходимости.
— Не стоит его недооценивать. Тебе прекрасно известно, что Громов не брезгует своеобразными методами, чтобы заставлять людей делать то, что ему нужно. Рассказывай, Вова, что происходит, и во всех подробностях. Не пытайся оставить меня в стороне.
Дмитрий покинул мой кабинет только через час после того, как я во всех подробностях ввел его в курс дела. Было время, я так же заявился к нему в офис и стал вникать в проблемы фирмы, чтобы помочь. Тогда он боролся и за семейный бизнес, и за свое счастье. Я помню, насколько плохо обстояли дела, помню, что советовал все прекратить. Только вот брат ответил, что не оставит Катю, даже если лишится всего. Я посчитал его решение глупым и рискованным шагом. Потому что до недавнего времени был уверен: нельзя так привязываться к женщинам. Но это было тогда, не сейчас. Сейчас я полностью с ним солидарен.
Как бы Марина ни противилась, я чувствую нашу невидимую связь. И она тоже чувствует. Об этом кричал каждый ее ответный жест и взгляд. И тот неописуемый трепет, с которым она встречала мои объятия, как ждала поцелуя, говорит о том, что у меня еще есть шанс все исправить. Попытаться начать новую жизнь, попробовать снова дышать полной грудью, без страха потерь. И если бы не Кирилл — настоящий подарок судьбы, — я вряд ли смог бы увидеть свое будущее так, как сейчас. Как видел его когда-то, до гибели Насти.
Попросил Марию соединить меня с Прохоровым. Сейчас крайне важно правильно выстроить каждый свой шаг. И горе-профессор на данный момент у меня в приоритете.
31
— Владимир Александрович, я не понимаю… — Ровно через полчаса после моего звонка плотный испуганный мужчина тер потный лоб за столом моего кабинета, поглядывая на заявление Марины. Затем отвернулся и принялся помешивать черный чай с лимоном.
Стоило сообщить, что над ним повисла угроза заявления о возбуждении уголовного дела за мошенничество, как он бросил все дела и примчался ко мне. Ситуация, конечно, спорная, но этого вполне достаточно, чтобы направить энергию ректора в нужное русло.
— Григорий Владимирович говорил, что проблем не возникнет. А тут заявление! Мы ведь справимся с этой проблемой?
— Григорий Владимирович вам и не такую свинью подложит, я уже объяснял. Он выльет в свет все свои грязные предположения насчет вас с Мариной и неоспоримыми фактами приукрасит. Верите или нет, ректором вам не остаться при любом раскладе. Особенно если на вас заведут уголовное дело.
— Да как же так! Ведь вы обещали мне помочь! А получается… лопату вручаете, чтобы побыстрее закопаться.
Ох, с каким удовольствием я бы вручил тебе лопату, горе-профессор! Одной весомой проблемой меньше. Только вот не мои это методы.
— Я хочу предложить вам совершенно другой вариант развития событий. Вы отказываетесь от жалобы на Марину. Взамен она не подает встречное заявление.
— Но тогда Громов меня со свету сживет! Польет грязью с ног до головы и меня и Мариночку.
Печешься ты отнюдь не о Мариночке.
— Виктор Васильевич, скажите правду: это клевета?
— Разумеется! — и снова этот оскорбленный тон.
— В таком случае мы подадим на Громова жалобу на клевету, если он рискнет вас оговорить. Я буду представлять вас в суде.
Профессор стал белее чашки чая, что держал в руках.
— Предлагаете мне судиться с Громовым?
Я сжал челюсти. Ну конечно, это пострашнее будет, чем вгонять в долги беззащитную девушку, но выбора у Прохорова не остается.
Видимо, мой взгляд оказался еще красноречивее мыслей. Потому что ректор подскочил и поторопился распрощаться:
— Мне нужно хорошенько все обдумать, прежде чем принимать подобные решения…
Я тоже поднялся, спеша разъяснить положение дел раньше, чем он сделает ноги: