— Марина Константиновна, присядьте, пожалуйста, — устало вздохнула директриса, показывая на мягкое кресло. — Виктория Львовна, попрошу не повышать голос. Не вынуждайте меня напоминать вам, где вы находитесь.
— Можете не уверять меня, что это детское учреждение! Я нахожусь в любовном гнездышке вашей сотрудницы, — парировала та, стрельнув в меня кровожадным взглядом. — А когда ей посмели сделать замечание, решила права свои покачать! И не стыдно совсем!
— Виктория Львовна, не переходите границы. Владимир Савицкий посещает лагерь по договоренности со мной. И далеко не в том ключе, в котором вы обрисовываете его визиты.
Оскорбления бывшей любовницы Владимира я еще могла потерпеть, но сейчас вся напряглась. Если Елизавета Федоровна в курсе отцовства Владимира, меньше всего мне хотелось, чтобы она об этом кому-то рассказывала. Но когда директриса заговорила, тема касалась не моего сына:
— Ваша дочь продолжит играть в спектакле, я вам обещаю. С Мариной Константиновной мы этот вопрос обсудили. Она согласна, но при условии, что впредь Кристина будет вести себя подобающим для воспитанницы образом.
— Это не творческий лагерь, а какой-то балаган! Зря я не забрала дочь еще в прошлый раз!
Елизавета Федоровна снова вздохнула и перевела на меня измученный взгляд. Да, с такими важными дамами сложно найти общий язык. Да и положение не позволяет реагировать на хамство.
— Виктория Львовна, — в этот раз обратилась к даме я, — исходя из собственных наблюдений, я бы посоветовала вам приглядеться к дочери. Порой она позволяет себе слишком много. Задирает сверстников, грубит старшим…
— Вы мне будете советовать, как дочь воспитывать? Вы?! — прошипела она, ощетинившись. Вот настоящая змея: ноздри широко раздуваются, глаза выпучены, а изо рта вот-вот пена пойдет.
Я бы рассказала, как Кристина вышвырнула котенка со второго этажа в прошлую среду, но поняла, что моя информация совершенно не интересует Викторию и ко мне прислушиваться не собираются. Поэтому просто отвернулась и замолчала. Потерпи, Марина, всего две недели.
Минут через десять возмущения дамочки себя исчерпали. Гордо задрав подбородок, она пошла к выходу. Но перед тем, как открыть дверь, обернулась и попросила… Хотя нет, не попросила, а именно потребовала:
— Я хочу поговорить с вами наедине!
Затем, бросив на меня уничтожающий взгляд, вышла в коридор.
— Ох уж эта Радова! Как же мне надоели ее барские замашки! — выдохнула директриса. — Марина Константиновна, вы уж будьте с ней предельно ласковы. Ей лишь бы повод найти, чтобы заявиться сюда и поскандалить.
Согласно кивнула.
— Елизавета Федоровна, дайте мне пять минут. Мне нужно с вами серьезно поговорить, — попросила я и вышла следом.
Виктория не стала тянуть резину и сразу перешла к нападению. Вид у нее был такой, словно она вот-вот потеряет над собой контроль и того и гляди перейдет к рукоприкладству.
— Видимо, ты возомнила себя королевой из-за того, что Савицкий обратил на тебя внимание. Но я слов на ветер не бросаю. Раз не понимаешь по-хорошему, я тебе устрою настолько сладкую репутацию, что все сплетни, которые о тебе в лагере ходят, покажутся легким недоразумением.
— Не понимаю, о чем вы.
— Все ты понимаешь. Я не для того Владимира обхаживала несколько месяцев, чтобы вот так просто отступить. Держись от него подальше.
— Скажите это ему.
— Нахалка.
— Если у вас все, я пойду.
— Ты, видимо, ничего не поняла, да?
— Как бы наши отношения с Владимиром ни складывались, вас это не касается. И общение с ним я прекращать не собираюсь. Хотя бы ради нашего сына.
Дамочка опешила от моего заявления, ее холодные глазки разве что на лоб не полезли.
— Нашего? — переспросила она едва слышно.
— Именно так. Владимир еще неделю назад признал отцовство. И чем раньше вы усвоите этот факт, тем лучше. Всего вам хорошего!
Я не стала ждать, когда Виктория выльет на меня новую порцию яда. И уж тем более если в порыве отчаяния решит руки распускать. Отвернулась и прошла в кабинет директора, оставив высокомерную выскочку трястись от злобы в одиночестве.
Директриса бросила на меня напряженный взгляд, молча ожидая моего слова. Но говорить о своих намерениях было эмоционально тяжело. Потому я протянула бумагу и подождала, пока она прочитает текст.
Для этого Елизавете Федоровне хватило бы минуты. Но она все бегала и бегала глазами по строчкам… Минут пять, не меньше. Затем подняла голову и сухо спросила:
— Вы уверены?
— Абсолютно. Свое решение я хорошенько обдумала и взвесила. Расторгнем трудовой договор сразу же, как я проведу первый показательный спектакль.
36
— Понять не могу, чем ты ее достать успел? — ворчала Катя, пытаясь догнать меня на лестнице, пока я спускался на нижний этаж особняка.