Не наступите на жука

Шаги учителя были чуть-чуть с запинкой, как и его слова.

— Здравствуйте! — гаркнул шестой «В».

В том, как все это гаркнули, звучала радость встречи с ним, ну и в его «Здравствуйте, дети!» — довольно сильная радость.

— Не кладите вы так на них свое сердце! — рекомендовала Григорию Максовичу более опытный педагог-словесник Галина Семеновна Оловянникова. — Я на своих клала-клала, а теперь у них чего ни попросишь — ноль всякого внимания.

— А я, Галина Семеновна, просто так кладу, бескорыстно! — отвечал Григорий Максович.

А как ему попало от директора, когда с помощью знакомого маляра он изрисовал стены класса хищными анкилозаврами над спящей Москвой!

— Что вы наделали?! ЭТО ЖЕ НЕ В ТОН!!! — ужаснулся Владимир Петрович.

— Мне показалось, чем ярче, тем веселей, — оправдывался Григорий Максович.

— Это африканцы так считают, — отрезал Владимир Петрович.

У самого Владимира Петровича все было бежевое — бежевый костюм, шляпа, галстук, бежевый портфель, ботинки со шнурками, письменный прибор на столе. Всем своим абсолютно бежевым снаряжением он исключал малейшую возможность угодить не в тон.

Второе, о чем он пекся больше всего на свете, это о том, чтобы жизнь в интернате шла, как трамвай по рельсам, по намеченной программе. Григорий же Максович делал все от него зависящее, чтобы этот трамвай регулярно сходил с рельс.

То он уроками напролет — вместо школьной программы! — рассказывал ученикам интерната про своего папу. «Я, — говорит, — мечтаю, чтобы они все, когда выросли, стали такими, как мой папа — Макс Соломонович Бакштейн!»

То он вообще никому не ставил двойки. «Малы еще, — заявлял Григорий Максович, — двойки получать. Пускай дети работают спокойно».

Работать спокойно — значило в отличном расположении духа всю четверть беседовать на разные философские темы. И если возникала хоть тень подозрения, что ученик туповат, Григорию Максовичу так прямо бы и сказать:

— Забобонов! Ты что — дефективный?.. Как ты работаешь? Что ты зеваешь?! Все дети как дети, а ты позор нашего класса!..

Нет, он говорил:

— Забобонов! Подумаем вместе! Ведь главное для решения у нас есть — это наш с тобой, Вася, интеллект.

Всех Григорий Максович старался возвысить, каждому давал понять, что тот — пуп земли. А весь шестой «В» — могучий сбор пупов, которым в жизни не страшны любые катаклизмы.

Когда на педсовете Владимир Петрович высказал бытовавшую в педагогических кругах мысль, что интернатским детям туго дается оригинальное мышление, Григорий Максович это воспринял как личное оскорбление.

Он не мог сдерживаться, кровь вскипела в нем.

— Владимир Петрович, зайдите на урок и станете изумленным свидетелем того, как «интернатские» изобретают чайник!..

— Господи, Григорий Максович, при чем тут чайник?..

— Чайник, Владимир Петрович, дедушка паровоза. Изобретатель паровоза Джеймс Уатт в детстве очень любил наблюдать за кипящим чайником. А какой чайник изобрел Вася Забобонов — с тремя отделениями! В первом — вода, в другом — суп, ну а в третьем — компот!

— А носик один?

— А носика три!

— Ну, это бульон, а щи наши русские не польются, — резонно замечает Владимир Петрович. — И что я скажу в РОНО? ГОРОНО? Министерстве просвещения?..

— Вы скажете: наступила великая эра переоценки ценности оценок! Да будет без примесей в чистом виде радость творчества и познания! Хотите, запишу вашу речь на листочке?

Владимир Петрович обиделся. Да, он действительно лишен был этакой ораторской жилки и произносил свои речи по бумажке. Но делал это из одного только уважения к слушателю, чтобы не растекаться мыслью по древу.

«Сами-то вы, Григорий Максович, чайник», — с досадой подумал Владимир Петрович.

«А вы, Владимир Петрович, — подумал Григорий Максович, — порядочная брюзга».

Зря Григорий Максович задирается. Что ему Владимир Петрович — мракобес? И без Григория Максовича Владимир Петрович знает, что у интернатских сильно занижен процент нежности, игровых моментов много, а чувство лени развито до жути. Но только не надо крайностей!

Надо потихоньку вкладывать в душу — немного страха, немного почтения, немного веры в авторитет… Ростки постепенно прорастут. А что вкладывает Григорий Максович, когда он скачет через скакалку, как козел?

Однако именно благодаря Григорию Максовичу наш интернат стал «английским». Случилось это так.

Однажды он основал кружок английского и записал туда весь интернат плюс самого себя и дочку Инку. Англичанкой была Валерия Викторовна, его жена.

Тут надо заметить, что в этом гигантском кружке Григорий Максович был самым отстающим. Его как вызовут по-английски, он начинает говорить и у него всплывают еврейские слова.

К примеру, вместо «квикли», что по-английски означает «быстро», он постоянно говорил «бикицер».

— Ты что, знаешь еврейский? — удивлялась Валерия Викторовна.

— Нет, — больше, чем Валерия Викторовна, удивлялся Григорий Максович.

В общем, учитель Бакштейн по характеру был точь-в-точь Александр Македонский, уничтоживший за собой мост, по которому прошел в Индию, чтоб нельзя было вернуться обратно.