— Лейла, — тётя Маша постучала кулаком по столу, — дитя неразумное, Марта пошутила на счет танца с розой в зубах.
— А, — Лейла в подтверждение слов Тимофеевны посмотрела на меня, — да, шутка?
— Шутка. К тому же при чём здесь главный? Я же про танец перед Платошей сказала.
— У нас там, где Платоша, там и все главные рядом в сборе всегда.
— А где букет для Марьи Тимофеевны? Или Платон Олегович не считает ту, которая поддерживает в офисе чистоту и порядок, женщиной? — задала я Лейле провокационный вопрос.
— Да на кой мне букеты то, Марточка Юрьевна? У нас в деревне по весне да лету цветут целые поляны цветов диковинных, не срезанных, живых.
— Тётя Маша, это вопрос принципа. Негоже как-то делить женщин в коллективе по профессиональному статусу? Или Волгин сеет социальное неравенство в «Платонов и партнёры»?
— Нет, конечно. — растерялась Лейла, а её загорелое личико, чуть посветлело.
— Тогда мы с Марьей Тимофеевной ждём Платона Олеговича с цветами. А после я уже буду собираться на вечеринку вместе с тётей Машей, она заслужила праздник наравне со всеми.
— Мне так и передать Волгину? — приоткрывая дверь подсобки, испуганно уточнила администратор.
— Слово в слово. И ещё передай: «Ежели его что-то не устраивает, я сегодня же напишу заявление об увольнении».
— Божечки. Я побежала за Платошей. — за дверью послышался резвый цокот туфель Лейлы.
А тётя Маша принялась меня разглядывать и укоризненно как-то покачала головой.
— И чего вы друг друга отталкиваете как дети малые? — спросила она и замерла вдруг над моей кружкой с чаем, хватаясь за сердце.
— Что случилось? Тебе плохо, Тимофеевна?
— Прошлое увидела. Потери твои.
— У кого их не было, потерь то этих? Чего былое ворошить.
— И будущее вижу. Ох, деточка, и нелёгкая тебя дорога ждёт на пути к любви. Ох, и не дадут вам окаянные вместе быть, пока с ума вас не сведут.
— Да нет у меня никакой любви. Была одна любовь да вся вышла, отцвела. Ты, тётя Маша, что-то путаешь.
— Таёжные травы ничего не путают. Взгляни сама. — я наклонилась к кружке, но дверь подсобки задребезжала, и мы с Тимофеевной обе дёрнулись, взглянув на вошедшего Платона Олеговича.
— Лёгок на помине.
— Не меня ли вспоминали, красны девицы? — зарделся с наглой ухмылкой Волгин.
— Много чести вспоминать вас. — я недовольно скрестила руки на груди.
— Марта Юрьевна, не закрывайтесь пожалуйста. Я же пришёл с миром, условия ваши выполнил. — Плутоний вытащил из-за спины огромный букет из разноцветных орхидей и, кланяясь, протянул почтенно Тимофеевне.
— Тётя Маша, моё упущение, что про вас забыли, каюсь, челом бью.
— Эка невидаль, Платоша. Всё шутки шутишь, мальчишка, жениться тебе пора да остепениться.
— Да я бы и рад жениться на одной зазнобе. Я ей даже как-то много лет назад пообещал: «Женюсь на тебе одной, дождусь, когда ты расстанешься со своим горе-мужем, и женюсь только на тебе, мне других не надо». А она смеялась надо мной, над моими чувствами и дальше смеяться изволит. — печально поделился Волгин.
— Выходит, прошлое, настоящее и будущее переплелись. Очень редкое это явление. — тётя Маша снова взглянула в мою кружку и недоумённо вскинула бровь.
— Таёжные травы говорят что-то новое? — я забеспокоилась, потому что Тимофеевна была хорошей травницей-целительницей и ведуньей у себя в деревне, но в городе, она погрязла в рутине со шваброй и пылесосом в обнимку и перестала пользоваться своим даром по назначению, отпустила его от себя. Но…дар мог исчезнуть лишь на время, а не пропасть на совсем, и в случае со мной тётя Маша что-то почувствовала.
— Зря смеёшься. Вам не до смеха должно быть, молодые люди. Ты запомнила рисунок, что был на дне твоей кружки? — Тимофеевна обратилась ко мне.
— Отчасти. — я всмотрелась в фигуры, выложенные чайными листами и травами, и… — Как такое возможно? — я вскочила со стула и отпрянула назад, упершись в Платона Олеговича.
— Что происходит? — он встревоженно развернул меня за плечи к себе.
— Рисунок был другой. Но я больше не притрагивалась к чаю. — испуганно пролепетала я.
— Может, тебе показалось? — зазвучал его голос успокаивающе.
— Когда двоим кажется, Платоша, это знаки свыше, тебе ли не знать? — обречённо вздохнула тётя Маша.
— Я давно не верю в твои россказни, старая ведунья. И не дам тебе запугать не меня, не Марту. Пойдём-ка отсюда. Марта, — HR потащил меня за руку, — тебе надо проветриться. А то, погляжу, напоила тебя тётя Маша, одурманила.
— То видение сбудется непременно, Платон, попомни моё слово.
Мы вышли из подсобки. Стало нечем дышать, будто мне сдавили горло. Ноги еле шли, мне тяжело давался каждый шаг. А в ушах протяжно звенели слова тёти Маши: «То видение сбудется непременно, Платон, попомни моё слово».
— Какое видение, Плутоний? — спросила я сквозь пелену накрывающей дремоты и провалилась в сонное забытье
Глава 12
— Липатова?! Ау?! Тебе платят зарплату не за то, что ты спишь на рабочем месте. — противный, визгливый голос прорывался в моё сознание извне.