Не нужно слов

– Мисс Джонер? – Он протянул ей руку и крепко пожал. Глядя на нее, Хейбер с удовольствием отмечал, что эта женщина отличается от развлекающих публику развеселых девиц в телевизионных шоу. Таким образом, симпатия была взаимной.

– Здравствуйте, мистер Хейбер.

– Пожалуйста, садитесь, мисс Джонер. Хотите, я принесу вам кофе?

– Нет, спасибо, мне только нужно повидаться с матерью.

– Я хотел бы поговорить с вами, обсудить некоторые вопросы. – Он видел, как Кэтрин облизала губы, – первый признак волнения.

– Можно после того, как увижу ее?

– Хорошо. – Уильям Хейбер взял ее под локоть и повел к двери. Они шли по мягкому ковру через холл к лифту. – Мисс Джонер... – начал он разговор.

– Да, доктор? – Она не хотела показывать, как убита болезнью матери.

– Не хочу вас пугать, но состояние здоровья вашей мамы ухудшилось с того времени, как она была здесь в последний раз. Вы знаете, она все время куда-то переезжает. Теперь ее не было больше трех месяцев, а условия, в которых она жила, по-видимому, были не самыми лучшими.

– Пожалуйста, доктор, не будьте деликатным. Я знаю, где она находилась и как жила. Вы вытащили ее, но через два месяца она опять уйдет, и все начнется сначала. Это никогда не изменится.

– Многие алкоголики все же стараются бороться со своей болезнью.

– Не говорите мне об алкоголиках. Я все знаю о них и не разделяю вашего оптимизма.

– Но вы снова привезли ее сюда, – напомнил ей Хейбер.

– Она моя мать, что мне оставалось делать!

Лифт остановился, они вышли и направились по коридору. На каждой его стороне находились двери, но Кэтрин старалась не думать о тех, кто был за ними. Здесь больничный запах стал сильнее. В воздухе пахло антисептикой и лекарствами. Когда доктор остановился и взялся за ручку двери, Кэтрин положила руку ему на плечо и попросила:

– Пожалуйста, оставьте меня наедине с матерью.

Ее руки дрожали и были холодны как лед.

– Хорошо, только на несколько минут. Возникли некоторые сложности, и нам надо поговорить. Я буду ждать вас здесь.

Женщина неподвижно лежала на больничной койке, на хорошей льняной простыне, и, по-видимому, дремала. Рядом стояла капельница, на руке из вены торчала игла. Шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак. Палата была уютна, пол покрыт мягким голубым ковром, на стенах висело несколько хороших картин. Кэтрин приблизилась к постели.

Мать сильно похудела: щеки ввалились, кожа приобрела нездоровую желтизну, под глазами залегли синие тени. В черных, коротко остриженных волосах просвечивали серебряные прядки, а когда-то у нее были прекрасные волосы, блестящие и пышные. Мать на мгновение подняла веки, а в этих серых, как у дочери, глазах было страдание... Жгучие слезы полились из глаз Кэтрин. Она старалась унять их, но это был неудержимый поток. Наконец она кое-как справилась с собой.

– Мама! – Кэтрин вытерла слезы. – Ну почему?! Почему?!

* * *

Кэтрин вернулась домой, чувствуя себя измученной и опустошенной. Ей хотелось лечь и забыться. Голова раскалывалась от тупой ноющей боли. Послышались осторожные шаги за закрытой дверью.

– Кэт!

Дверь открылась, и вошла Марианна. Ее забота всегда проявлялась своеобразно: она начинала ворчать на подругу.

– Ты должна была взять меня с собой. Не люблю, когда ты уезжаешь одна, это плохо кончается.

– Мать – это моя проблема, – устало ответила Кэтрин.

– Я понимаю, что мать – это частица тебя, но я твой друг. Ты же не оставляешь меня, когда у меня случаются неприятности.

– Пожалуйста, не сердись на меня. Я чувствую ответственность за мать, и это мое личное дело.

– Я не сержусь на тебя, – продолжала ворчать Марианна, – но и не считаю это только твоим личным делом. Ты хочешь есть?

Кэтрин покачала головой.

– Значит, не хочешь? Тогда ложись.

Она сама принялась расстегивать ее белую полотняную блузку. Кэтрин не сопротивлялась.

– Я должна пойти на обед с Фредом, – пробормотала она в тот момент, когда подруга укладывала ее в постель.

– Я позвоню ему и извинюсь. Тебе надо выспаться, а попозже принесу тебе что-нибудь поесть.

– Нет. – Кэтрин скользнула под холодную накрахмаленную простыню. – Я хочу пойти с ним. Мне необходимо выйти, я не могу все время думать о происшедшем. Он придет за мной около семи. А сейчас я отдохну.

Марианна задернула шторы, и Кэтрин заснула.

В начале восьмого Марианна открыла дверь Фредерику. На нем был светло-серый костюм и темно-синяя рубашка с открытым воротом. Он выглядел необычайно элегантно. В руке он держал букетик фиалок.

– Привет, Марианна. Вы чем-то встревожены? – Он вытащил из букетика одну фиалку и протянул ее девушке. – В чем дело?

Марианна, собравшись с духом, выпалила:

– Кэт очень дорога мне. Таких, как она, немного. Она ранима и, думаю, поэтому скрытная и никому не доверяет свои переживания. Нет, я не стану отвечать вам на вопросы. Это ее история, не моя. Но я собираюсь сказать вам вот что: она нуждается в бережном, очень теплом и терпеливом отношении к ней. У вас это хорошо когда-то получалось, но потом вы бросили ее.

– Много ли вы знаете о том, что произошло между нами шесть лет тому назад?

– Я знаю то, что рассказала мне Кэт.