Не обещай (СИ)

Не обещай

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Назад в нормальное

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Не обещай

Прими и подпусти.

Дай просочиться и прочувствуй.

Это не больно — просто ново.

Не как «забытое старое», а правда — ново.

Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Назад в нормальное

Lasst uns gemeinsam noch ein wenig durchhalten fur eine Ruckkehr der Normalitat.

Потерпим вместе, чтоб поскорей вернуться в нормальное, талдычат нам отовсюду государственные структуры. А пока — вот вам локдаун.

И у Берлина есть свое нормальное, хоть и другое, чем у других. Но и его, Берлин, как всех, лишили его «нормального». Говорят, к примеру, «пати-хопинг» навеки канул в Лету — оно и понятно, нигде сейчас нет «пати». И вообще, из-за короны народ кругом какой-то сделался сплошь боязливый, брезгливый и не по-берлински осторожный.

Стоит кому-нибудь похвалить нас за добросовестное соблюдение правил и снижение цифр, как тотчас кто-нибудь другой бросается указывать нам, что ничего они и не снижаются, и все это было зря и вообще, дебилы мы последние и так нам всем и надо.

То ли за мой личный дебилизм, то ли просто так, но судьба меня наказывает: после Нового Года я сваливаюсь с короной. Болею стихийно, жестко-мерзко, но, к счастью, недолго. Карантин досиживаю, работая из удаленки.

Зато, наконец, поправляется мама. Из-за повышенной опасности рецидива ее причислили к группе риска и медленно, но верно принуждают поставить прививку.

Мамины классы теперь на онлайн-обучении, которое повергает маму в неимоверный стресс. Боюсь, как бы рецидива не случилось все равно и тайком мечтаю снова упрятать ее в больницу или еще куда-нибудь в такое место, где она могла бы хоть отдохнуть по-человечески.

На работе все «как всегда», то есть, если разобраться, полная анти-корона, но Мартин один из первых ставит себе прививку, «чтоб отвалили».

Йеноптик то говорит скорее «нет», чем «да», то, как сейчас, скорее «да», чем «нет». Не ожидала, что будут так тянуть резину. Клиент покорно терпит — ну и нервы, не надоело... А «йеноптики», как по мне, сказали бы уж лучше «нет» окончательно и бесповоротно. Не могу я долго копать, терпения не хватает. Мысленно сказав им «нет» сама, «списываю» их и успокаиваюсь.

Мой давешний террор по телефону возымел неожиданный эффект — звонят теперь мне. Звонят, молчат — неужели я все-таки накаркала ей насчет «анализов»? Даже немного переживаю по этому поводу, правда, недолго.

Затем, наконец, карантин мой кончается.

И вот, когда иду от мамы на метро во Фридрихсхайне, в районе Истсайдской Галереи вижу их вдвоем. Правда, они не целуются, как Брежнев с Хоннекером.

Все это время он, Рик, был так далеко, а я настолько «истощилась» за эти чертовы «праздники», что, казалось, совсем о нем позабыла.

Но вот он. Я моментально узнаю его.

На моих глазах он подводит к ядовито-зеленой машине молодую, чуть смугловатую женщину — жгучую брюнетку с идеально ровной, до плеч, пелериной блестящих, безупречно ухоженных волос, глазастую, с узким лицом с высокими скулами и носом с изящной горбинкой, всю в молочно-белом, то есть, в брючном костюме, в распахнутом длинном пальто поверх и ботильонах на шпильке. Из-под ее пиджака открывается вид на декольте внушительных размеров, безупречное и чуть ли не слишком идеальное, чтобы быть настоящим. И хотя она, эта горбоносая, не производит впечатления, что чего-то не может сама, он открывает перед ней дверь на водительское этой вычурной тачки и, кажется, даже помогает сесть.

Не разберу, что там в его движениях, ласка ли, забота, а может, вежливость, предупредительность — лишь машинально поражаюсь его джентльменству — может ведь, когда захочет.

Поразившись, принимаю к сведению, отталкиваю и иду дальше.

На пестром фоне Стены-«галереи» не сразу увидела, что тачка спортивная и эксклюзивная, какой-то олдтаймер. Не могу представить, чтобы в этом она теперь укатила на Котти, хотя... какое мне, на хрен, дело.

В общем, я поняла: Берлин у нас, оказывается, колхоз, а у него в этих краях дела. Но его дела — это его дела. Они у нас с ним разные, поэтому я усиленно «думаю» сама себе:

«Если сейчас хоть на секунду замешкаешься, замедлишь шаг, дыхание задержишь, то грошь тебе цена. Поняла?»

Не знаю толком, поняла ли.

Игнорить его непросто в силу интересного явления: при виде его у меня включается некий запуск, я вздыхаю полной грудью, и внутри даже начинает крутиться что-то, было заржавевшее. Сначала лязгает, потом расхаживается и, наконец, крутится по полной.

Вот давно не была я в театре — в Берлине они прелюбопытные, жаль, закрыты все. Сейчас у меня такое чувство, будто кончился антракт. Да, хорошо, что я не психолог.

Смываюсь по своим делам, пока он меня не заметил, а он... заметил, кажется. А я — нет, не смываюсь — ухожу неспеша и благополучно добираюсь из Фридрихсхайна на работу.

***

— Кати, тебя не хватало.