Губы мои кривятся в усмешке. Истсайдская, мать ее, Галерея.
Что там ящик с
Миха — деятельная натура, а прилив сил, полученный в награду за выплеск, его еще подхлестывает.
Пока не напоминаю ему, что нам пора расходиться — быть может, не понадобится напоминать.
Смотрю на часы и с благодарной радостью слышу, что ему звонят.
За разговором он уходит. Быть может, опасается, что сейчас мне тоже позвонят, придется решать, кто может говорить, а кто не может. А я, как-никак, хозяйка этой хаты.
Мы с ним не прощаемся даже жестами, как если бы не знали, стоит ли махать друг другу на прощанье.
***
Истсайдская галерея или Ист Сайд Гэлери — East Side Gallery, постоянная художественная галерея под открытым небом в Берлине, в районе Фридрихсхайн, представляющая собой самый большой сохранившийся участок Берлинской стены
***
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Аргентина
— От тебя пахнет…
Так, Рози, а ну-ка, удиви меня…
— …сексуальным
Сахарок верна себе: говорит «успокоением», а не «удовлетворением», потому что именно это она и имела в виду. Потому что так оно и есть.
Эх, Рози — настолько в точку, что не удивляет.
Таращусь на нее с деланным недоумением:
— Как это?
И главное: что, такое и на следующий день не выветривается? Можно подумать, это Миха курит.
—
Как хорошо, что мне хронически «пора» и как хорошо, что я никогда не гнушалась отмазываться этим.
— Так я его знаю? — ковыряет Рози (фиг ее спровадишь).
Если б только я могла сказать «нет». Пытаюсь вспомнить, знает ли Рози Миху только понаслышке или даже видела разок-другой. Хотя вчера, во мне — то был «новый» Миха, а нового я ведь и сама не знаю.
Реакция Рози на мое молчание закономерна и в какой-то мере правильна — она замечает, покачивая головой:
— Слушай, тебе не помешало бы освежить личную жизнь. Обновить, так сказать.
— Новое — это хорошо забытое старое, — парирую я.
— Не скажи, — встревает Йонас.
Тоже унюхал мой сексуально успокоившийся запах?
Сам того не подозревая, он говорит дело: как показал случай с Михой, и старое может оказаться новым.
***
Нет, если ехать из районного стройведомства во Фридрихсхайне, то мимо Истсайдской Галереи не по пути. От мамы — другое дело. И — нет, я не поэтому перед работой заехала к маме, а чтобы ей одной дома не так грустно было.
Проведение онлайн-уроков тоже утомляет, а тут еще и поговорить не с кем. Про Штефана, например, маминого протеже в школе. Молоденький учитель математики, такой умница, но ах, как неразборчив в личной жизни, и девушки — ишь, какие — этим пользуются. А на работе его опекает мама. Моя мама. Замещает, если что чего — даже недавно перенесенная болезнь с госпитализацией тому не помеха. Он маме признателен бесконечно, а маме… да, наверно, просто сына не хватает. Дочь, вон, самостоятельная слишком.
— Мам Лиль, так ты себе зрение совсем посадишь со своими дополнительными онлайн-уроками, — переживаю я, а сама решаю где-нибудь его подловить. Крупно поговорить с этим умницей-Штефаном.
Как и следовало ожидать, на Истсайдской сегодня не встречаю совершенно никаких знакомых или околознакомых.
— Кати, — говорит мне Франк, когда мы затем по моем приезде в офис наговариваемся по видео про Карре-Ост. — Проект новый наклевывается — тебе Мартин не рассказывал?
— Не успел.
— В восточной части. Сносить придется много, зато потенциал большой.
— Сносить тоже надо грамотно уметь, — глубокомысленно замечаю я.
***
«Поехали к тебе».
Если бы Миха караулил меня сегодня возле работы, нарисовался на выходе, нетерпеливо схватил под локоть и прошептал бы мне эти слова, я безо всякого сомнения послала бы его на хрен.
Но Миха — прагматик, не лишенный интуиции и с работы меня сегодня не забирает.
У меня нет привычки открывать «звонку», не спросив, кто такой этот звонок, но Михе я сегодня открываю сразу.
Он заносит мне чехольчик с планшетом. Пусть за этим планшетом я со вчерашнего дня не скучала: мне — радость, Михе — повод. Не знаю, каким образом я умудрилась вчера его забыть, не сам же он его слямзил. Но даже если и так — сейчас и он, и Миха — в тему.