Не обижайте женщин. Часть 2

– Давайте уже говорить прямо, сударь, как есть. Вы ведь не просто так ухлестываете за моей девицей вот уже третью неделю? Вы ставите нас в неловкое положение перед соседями. Уже пошли пересуды. Если моя дочь для вас прекрасный и целомудренный цветок, то почему же вы бросаете на нее тень сплетен и насмешек? Бедняжка и так много терпит со дня смерти своей матери, ее постоянно то укоряют в некрасивости лица, то попрекают дурной фигурой и плохим вкусом в одежде. Не хватало нам еще, чтобы ее ославили как ветренную и развратную девицу. Заметьте, что она давно уже вышла из возраста нежнейшей юности, что дает больше поводов для осуждения. Зачем вы ходите к ней, да еще и со всеми этими подарками? Это некрасиво с вашей стороны, сударь.

– Ах, как же мне донести до вас, что иначе я не имею никакой возможности ухаживать за вашей дочерью! – Преувеличенно всплеснул руками Штайнманн и привстал, склонившись к Риоззо через стол. Он страстно заговорил, не давая тому вставить и слова.

– Я увидал ее три недели тому назад в опере и подумал – где бы я мог еще раз встретить это прелестное существо? Но мне сказали, что она не выезжает на балы, не бывает в ресторанах или галереях, и лишь изредка посещает картинную залу, работая там с набросками. Да, я подстерег ее там и попытался объясниться, но ваша дочь, подобно робкой лани, сбежала даже оставив свою пюпитр. Как вы помните, я занес его тем же вечером, ища встречи с ней. Все это время я хотел бы повидаться с Козимеей, страстно желая взглянуть в эти дивные чистые глаза еще раз, но нет! Она пряталась от меня как скромный цветок в оранжерее прячется за могучие листы своих товарищей. И у меня в мыслях нет как-то позорить вашу дочь. Поверьте, я был бы счастлив, если бы она приняла мое предложение стать супругой, но она избегает меня и оттого мне невыразимо печально на душе.

Тронутый столь выразительным монологом, Риоззо еще немного помолчал, медленно перебирая пальцами, затем снова заговорил.

– Надеюсь, сударь, вы говорите это всерьез, а не в шутку или пытаясь выставить мою дочь на посмешище.

– Да нет же! Как можно! – Снова вскочил Штайнманн и принялся ходить по гостиной, едва не столкнувшись с Козимеей, которая несла поднос с кофе и печеньем. Он упал на колени перед ней и, молитвенно сложив руки, страстно выдохнул:

– О, если бы вы, дивное и прекрасное существо, стали моей драгоценной супругой, то все на свете я бы отдал за счастье провести всю свою жизнь рядом с вами!

От неожиданности она едва не подпрыгнула и залилась пунцовой краской, в смятении не зная, что ей делать – бежать ли обратно на кухню, идти ли к столу. Наконец, решившись, Козимея осторожно обошла все еще стоящего на коленях Штайнманна и водрузила поднос на стол, косясь на него. Штайнманн встал и тщательно отряхнул колени.

– Простите мне мою несдержанность, сударыня, – церемонно заявил он, – в вашем присутствии я совершенно теряю голову от чувств. Но я рад, что наконец смог с вами объясниться.

Риоззо покачал головой и обратился к дочери:

– Что же, доченька, тебе ведь когда-нибудь нужно выйти замуж. Я уже стар и не буду жить вечно. Должен быть мужчина, который позаботится о тебе. Что скажешь? Нравится ли тебе этот человек?

Девушка снова опустила голову и робко кивнула. В следующий миг, перестав владеть собой от волнения, она взбежала по лестнице, оставив мужчин одних.

– Что же, – важно заявил Риоззо, наливая себе кофе из кофейника, – думаю, тут и говорить нечего. Другой партии у нас нет, думаю – и не будет. Я рад, что моя дочь окажется женой любящего ее человека. Я готов благословить ваш брак, но вы должны мне хоть немного рассказать о вашем состоянии.

– О, тут и рассказывать особо не о чем, – Штайнманн сел и потянулся за кофейником, – думаю вы слыхали о семье Штайнманнов? Мой отец, да будет ему небо вечной обителью, был весьма богат в свое время, но под старость увлекся биржевыми сделками с высокой степенью риска и прогорел. У меня есть старинная фамилия, которую я с гордостью дам вашей дочери. И собственное имение, пусть и немного обветшалое, но к свадьбе я прикажу сделать ремонт.

– Есть ли у вас земли или какое-то производство? Какие-нибудь ценные бумаги или инвестиции?

Штайнманн пожал плечами с деланной стыдливостью.

– Если вы полагаете, что я недостаточно хорош для вашей дочери – это будет справедливо. И если вы мне откажете, я пойму это и смирюсь, но даже тогда не перестану ее любить. Верьте мне, это чувство накрыло меня в тот же миг как я увидел вашу дочь впервые. Альфред, сказал я тогда себе, ты можешь видеть других женщин и даже восхищаться ими, но вряд ли ты уже кого-нибудь полюбишь с той же силой души.