Расставшись с Яриной, Агния чуть ускорив шаг, завернула за первую же изгородь. Огляделась — никого. Скинула с плеча плетушку, задрала сарафан и безжалостно оторвала широкий лоскут нарядно вышитой рубахи. Затем аккуратно завернула ленту в лоскут и заколебалась, куда сунуть сверток. За пазуху класть было противно, всё в душе сопротивлялось этому, но Агния пересилила себя. Почувствовав, как ткань касается её кожи, она напомнила себе, что между пятнами крови этой дурочки и её телом — кусок рубахи, до дома можно и потерпеть. Пошла дальше.
Увидела впереди Глеба. Тот верхом направлялся навстречу, её пока не заметил. Агния торопливо закинула свою плетуху в кусты бузины. Ещё не хватало, чтобы Глеб увидел её перекошенной от тяжёлого груза. Нет уж, пусть увидит её во всей красе. Девушка выпрямила тонкий стан, подняла немного голову, откинула плечи назад, почувствовала, что походка стала лёгкой, ноги, казалось, лишь слегка касаются земли. «Словно лебёдушка плыву!», сама себя оценила.
Тут и Глеб её заметил, приблизившись, спешился, заулыбался.
Глебу Агния была симпатична. Немного путанная, конечно, но — распутается, так добродушно считал он. А после того, как он, получается, спас её год назад, симпатия только возросла. Агния проявила тогда незаурядное мужество, а это достойно уважения.
Он помнил безумный бег её неуправляемой кобылы, и свою отчаянную гонку наперерез; тяжелый удар коней по касательной, когда девушка едва удержалась верхом. Он помнил, как всю дрожащую снял её, с полубезумной, но уже немного успокоившейся лошади, а Агния не заплакала, как на её месте сделала бы любая девица, а попросила лишь, чтобы он сам повёл дальше её кобылу, а она рядом пойдёт. Он тогда и повёл в одной руке за уздцы своего коня, в другой — её. А она шла нетвёрдой походкой, спотыкалась, едва не падала. Он предложил ей сесть на его спокойного Рыжика. Агния тогда невесело усмехнулась и возразила, что на сегодняшний день никаких больше коней.
С тех пор, случайно встречаясь на улице, они непременно останавливались, чтобы перекинуться несколькими приветливыми словами, и настроение Глеба после таких встреч неизменно поднималось.
Отец недавно подметил эти нечаянные встречи и не одобрил их. «Путанная девка, негоже с нею заигрыши вести». Глеб тогда долго возмущался, мол, какие заигрыши. Просто приятно поговорить с весёлой девушкой. Нет здесь никаких игр. Но отец недовольно покачал головой.
Вот так батя! То всё соображает, а то никак не может понять, что два человека могут спокойно поговорить, без всяких там непонятно чего. Но батю так и не удалось убедить.
Вот и теперь, поздоровавшись, они остановились на несколько минут, и минуты эти Глебу были, как всегда, приятны, а дурного ничего в этой встрече не было. Не прав батя.
…Вечером Пыре в ворота долго стучали чьи-то настойчивые кулачки. Встревоженная, она выбежала из хлева, где в этот час управлялась со скотиной, открыла ворота. Двое мальцов, улыбаясь щербатыми ртами, держали с двух сторон за верёвку плетушку полную увядшей крапивы. Пыря узнала внуков бабки Крыпочки.
— Тётка Пыря, вот ваша Агня потеряла…
Мальцы кинули под ноги Пыре плетушку, и побежали по дороге, поднимая босыми ногами пыль до небес.
Пыря в недоумении подняла плетушку. Вроде их. Да, верёвку она узнала, точно их. Агния её где-то потеряла? Пыря долго стояла, перебирая пальцами верёвку, и смотрела невидящим взглядом прямо перед собой. Потом со вздохом села на лавку, которая стояла тут же, у ворот.
— Ох, чует моё сердце, что снова ты что-то задумала, доченька.
37
Хмурая Домна ходила взад-вперёд по двору, и всё валилось у неё из рук. То что Василисы так долго нет, заставляло её холодеть от дурных мыслей. Временами её охватывал гнев, как дочь могла так забыть о матери. Не предупредила, ничего не сказала накануне. Потом она себя успокаивала тем, что девка выросла, что управляет оружием почище иных мужиков, что не раз ночевала в лесу. Но предупредить мать надо же! И вновь мысли бежали по тому же кругу, не давая рукам работать.
Тиша весь вечер ходила за матерью по пятам, не решаясь сказать правду. Несколько раз она уже открывала рот для признания, но слова застревали где-то там и не хотели выходить наружу. А мать в волнении не обращала на Тишу никакого внимания.
Наконец, Домна резко остановилась перед мужем:
— Ивар, да делать что будем?
И Тиша, не рассчитав свои и действия матери, ткнулась ей в спину. Домна в раздражении уже хотела накинуться на неё за то, что та спит на ходу, но Ивар удержал жену.
— А ну, дочка, глянь-ка на отца.
Тиша не смогла поднять взгляд выше отцова подбородка, как ни старалась.
— Давай-ка, милая, расскажи, что знаешь.
Тиша почувствовала, как из глубины её тела вместо слов вырываются рыдания, и теперь уж молчала, чтобы удержать их внутри. Но рыдания — не слова, и они прорвали Тишины преграды и вырвались на свободу.
Домна охнула, увидев реакцию дочери, схватилась за грудь и села на подвернувшееся кстати полено. А Тиша поняла, что она ещё хуже сделала, напугав мать до полусмерти, тут уж стала поспешно рассказывать: