Не обожгись цветком папоротника (СИ)

Тут Малой заметил подходивших к их компании брата: с девицей — раз, с венком на голове — два. В первое мгновение он оторопел: от кого, от кого, а от Лана такого не ожидал, а потом не выдержал, толкнул локтем друга, указывая на брата, и оба прыснули со смеху. Но тут же получили откуда-то сзади крепкие подзатыльники: «Цыц! Марш туда баловать!».

Туда, это к главному костру. Там всё громче и громче раздавались крики, песни, хохот.

Добрыня замолчал, поднялся, поклонился слушателям, попрощался и медленно побрёл в сторону селения. Вместе с ним засобирались старые и малые. Оставшаяся молодёжь будет всю ночь куролесить. Сегодня можно.

Маниша забеспокоилась:

— Пора домой. Тятька велел раньше возвращаться.

Лан наслышан был о суровой нраве старого мельника, который, говорят, водил дружбу с водяным, и сам не гнушался колдовства, а единственную дочь держал в строгости, поэтому сказал просто:

— Пойдём, я тебя провожу.

Маниша оглянулась:

— Мы с Баженой обычно ходим. Что-то её не видать. Предупредить хоть надо.

Лан промолчал, не зная, как сказать. Видел он Бажену чуть ранее. Её добрый молодец Ярослав увлекал в лес, якобы искать заветный цветок папоротника. Видел он растерянные глаза девушки и немного глуповатую улыбку. Теперь ищут, небось…

Маниша тревожно оглянулась. Ей стало не по себе. Уж очень непохожие, крикливые и шумные, стали её знакомые подружки и дружки. Вот у костра поставили обнажённую, укутанную цветами и ветками растений, Досаду. Считалась она одной из красавиц в селении. Одной, но не первой. Всё же первыми были Ярина и Агния. Но Агнии нигде не видать. А Ярина была особой девицей, поэтому сегодня ворожеей выбрали Досаду.

Вокруг девушки собрались гадающие, завязали ей глаза. Она стояла прямо, исполненная важности возложенной миссии и не поправляла временами спадающие живые гирлянды. Огни пламени ярко освещали обнажённые участки её красивого тела. И, если у молодых людей появлялся соблазн, они его сдерживали до поры до времени, так как теперь Досада в роли предсказательницы…

Лан оглянулся в поисках родных. Ярина с Глебом ушли куда-то. Тиша сегодня не выходила вечером, а Малой с Ёрой пошли домой следом за Добрыней.

— Пойдём, я тебя провожу, — повторил Лан, и Маниша на этот раз не стала возражать.

Шли, оставляя за собой шумный праздник, и летняя тёплая ночь дарила своё очарование. Разговаривать не хотелось, хотелось идти и идти так рядом, долго-долго. Но вот зажурчала вода, показался дом мельника. Остановились на мостку, стали смотреть в искристый ручей.

— Я здесь всегда ночью боюсь, — тихонько засмеялась Маниша, — а с тобой не страшно.

Лан не слушал. Он наклонился к лицу Маниши и губами коснулся её губ.

59

Второй раз Лябзя ходила за приворотным снадобьем уже несколько уверенней, но не сказать, чтобы смелее. Уверенность заключалась лишь в том, что дорога была более-менее знакомой, не пришлось долго петлять по колдыбани. А от предстоящей встречи с ведьмой всё так же дрожали руки и колени. К прежним страхом добавился ещё один: ну, как придётся давать ответ, почему потеряла первое зелье. Ведьмы, наверное, чуют такие вещи.

Но Власа про это не спросила. Молча кивнула в сторону лавки, Лябзя догадалась, что её приглашают сесть. Торопливо засеменила на указанное место, но сесть не решилась. Стояла, теребя в руках узелок. Опомнилась.

— Вот, Власа, гостинец тебе, — чуть дёрнула узелок, не зная куда его деть.

— Положь на стол, да садись. В ногах правды нет.

Лябзя выполнила всё, что велела старуха.

— А на что тебе мужик? — совсем неожиданно спросила ведьма.

— Дык, как на что? — Лябзя захлопала круглыми от удивления глазами. — Кажной девице положен муж.

— Ну, ты за кажную девицу не отвечай. Ты за себя говори. Зачем тебе мужик?

— Деток хочу.

— Так… Дале, — приказала Власа.

— Чтобы добрый был… Меня не обижал.

— Нуу, где это ты видывала мужика, чтоб не обижал. Тогда лучше одной. Никто не обидит.

— Не, ну, конечно, ежели за дело. Но… чтоб без всякого мордобоя.

— Ещё.

— Что? Аааа. Ну, вместе чтоб работали. Вдвоём веселее.

— Значит, понимаешь, кто тебе нужен. Что ж тогда у колодца сидела, мужиков считала?

— А? Аааа. Дак… Дык… А как же?

— А так. Глаза тебе на что? Смотри — и увидишь кого следует.

Лябзя попыталась переварить информацию, но от волнения никак не могла понять, что ей толкует эта старуха.

— А ты ему какого лешего сдалась?

Новый вопрос завёл Лябзю в новый тупик, а она из предыдущего ещё не выбралась, перепуганно вылупилась на Власу.

— Ты что дашь мужику?

— Дык…

Повисло тягостное молчание. Чёрные пронзительные глаза ведьмы, казалось, проникали в самое нутро гостьи и видели ответы, которые сама Лябзя никак не могла отыскать.

— Ладно. Дам тебе средство, — старуха полезла куда-то в тёмный угол, вернулась, неся в руках небольшую кубышку, горлышко которой было заткнуто деревянной пробкой. — На, да не проворонь эту.

Лябзя неуверенно взяла. А как же пошептать? Что ж это получается? Так же вроде не положено. Но перечить бабке не рискнула.

— Благодарствую, Власа! — поклонилась в пояс и медленно пошла к выходу.

— Стой! Слова заветные скажу.