Не обречен, пока подключен, или Счастливый близнец

Теперь я всерьез беспокоился по поводу того, позволит ли мне мой Старший вставиться снова или вышибет раньше, чем я получу неизведанный кайф. А может, дело вовсе не в кайфе, а в том, что я увидел постурбан со стороны, с неба, из-за установленных кем-то пределов, увидел землю, как она есть, и роскошную жизнь Верхних? Ведь явно было что-то опасное для Старшего в этом моем взгляде с высоты – настолько опасное, что он взбесился и довел меня до кошмара. А если верить Фазилю… Нет, я уже не знал, кому и чему верить. Это было хуже всего.

Однако во время вечернего прэйва туман рассеялся, и мне стало почти смешно: зачем я вообще глотал это дерьмо прошлой ночью? Разве мне недостаточно игрушек в Сети? Жизнь снова была простой и приятной. Я был бы дебилом, если бы променял ее на что-нибудь другое.

* * *

Заснул я без проблем, а проснулся посреди ночи и уже с проблемами. Лучше бы наоборот. Если по порядку, то дело было так. Когда вырубили свет, я закрыл глаза и почти сразу ощутил притяжение. Тянуло в ту особенную темноту, что бывает только за опущенными веками, а там меня уже поджидала моя Старшая. Вернее, ее голос. Поначалу он доносился будто издалека, и слов я не различал. Но, погружаясь в сон, я ориентировался на голос и двигался на него. Мне хотелось поскорее к Старшей, очень хотелось. Ее голос обволакивал, под его защитой я был в безопасности и покое. Это о чем-то напоминало, но я не мог вспомнить, о чем. И вдруг все прервалось.

Меня толкнули, и я очнулся. Варма нависала надо мной.

– Эй, ты чего? – спросила она, увидев, что я не притворяюсь.

– Что?

Она хмыкнула:

– Спать надумал?

– Да.

– Не выделывайся. Доставай.

– А может, ну его? Что-то не так с этой дурью…

– Они у тебя?

В ту минуту я почти пожалел, что не спустил капсулы в унитаз, но было поздно. Полез в карман за упаковкой. Варма аж тряслась от нетерпения. Вырвала у меня из рук пластик и отломила две дозы.

– Эй! – возмутился я. – Какого хрена?

Она не тратила времени на ответ и сунула обе капсулы в рот, прежде чем я успел помешать. У нее была хорошая реакция. Куда лучше, чем у меня.

Потом Варма отвернулась и отодвинулась на самый край. С чувством легкой обиды (ладно, утром сочтемся) я снова закрыл глаза. Заснул почти так же быстро, как в первый раз. Бархатная чернота, манящий голос вдалеке. Обещание нежности и покоя… Но не этой ночью.

Что-то раскололо темноту – то ли вопль, похожий на молнию, то ли молния, похожая на вопль. От неожиданности я подскочил. Едва не расшиб голову о верхние нары. Взрыв на руднике? Катастрофа? Или просто плохой сон? А может, вчерашней дозы хватило, чтобы у меня начались галлюцинации?

В бараке стояла тишина, если не считать звуков совокупления в дальнем углу, а у меня в башке еще блуждало эхо дикого вопля. Кричала Варма – в этом не было сомнений. Потом я понял, что ее нет рядом. И что с ней случилось что-то плохое. И что она не в бараке и даже не в лагере, а где-то очень далеко.

А то, что такого не могло быть, не имело значения.

* * *

Я стоял в проходе, пошатываясь от странного, даже дурацкого ощущения, будто мясо в моем теле распределилось по-другому. Не похоже на опьянение. Вообще ни на что не похоже. И еще страннее: на ум мне приходили слова, которых раньше я не мог выговорить даже про себя. Но это мелочи. Было плохо, по-настоящему плохо. Ничего не болело, однако в ту ночь я узнал, что «плохо» не всегда означает физическую боль. Это было бескровное страдание. Чистое, вызванное не тяжелыми телесными повреждениями, а черной дырой в сознании. Страдание настолько глубокое и мучительное, что даже мне стало ясно – никакая аптека тут не поможет. Поможет разве что перепрофилирование или смерть, но я был слишком молод и наивен, чтобы добровольно выбрать любой из этих вариантов.

Оставалось избавиться от инструмента пытки. Без всяких доказательств я знал, что для этого мне нужна Варма, само ее присутствие. Но Вармы рядом не было, и я должен был найти ее. Во что бы то ни стало вернуть себе ампутированную конечность и пришить, пока не поздно. И чем скорее, тем лучше для меня же. О том, чтобы попытаться заснуть, не могло быть и речи. Каждый мой нерв находился под электротоком, сила которого постепенно возрастала.

Я кое-как оделся и выбрался из барака. По-моему, никто не заметил моего ухода. А если даже заметил, мне было наплевать. К тому времени для меня все, кроме Вармы, сделались чужими.

Лагерь спал. Была самая глухая пора ночи. Но не для меня. Внутри выла голодная, ненасытная мука, источник которой при этом находился где-то снаружи. И я не знал где. Я не чувствовал направления, только расстояние, которое невозможно измерить. Это была очередная нелепость – вроде как проклятая математика, которую я ненавидел, с ее мнимыми числами и делением на ноль.