(не) Обручённые (СИ)

Ничего. Эти отметины когда-нибудь исчезнут тоже. С моего тела свести его следы будет проще всего. Из сердца… получится ли когда-нибудь? Не знаю. Но я буду пытаться.

Господи, какая же я бледная… как смерть. А ну-ка, вспомни о том, кто ты такая, Мэган Роверт! Принцесса, колдунья, наследница одного из самых древних родов Королевства. Матерь Тишины.

Заставляю себя вздёрнуть подбородок, заставляю глаза блеснуть сталью — серой холодной сталью Ровертов, многовековых повелителей Полуночного крыла. Решаю пробовать ещё и улыбаться, но улыбка напоминает оскал, и эту попытку оставляю до лучших времён.

Ничего. Ничего. Я сильная. Я справлюсь. Я не буду о нём больше думать. Вырву из книги своей жизни эти страницы, сожгу, развею пепел.

Кутаюсь в халат, прошу служанок ванну.

И долго, долго, долго — до скрипа, до скрежета зубов, до звёздочек перед плотно зажмуренными веками стираю с себя его прикосновения.

«Мэг… Не уходи!.. Не смей!..»

Губкой тру плечи до боли. Слёзы закипаю снова, горькие, жалкие, стыдные.

Зачем ты так со мной? Почему? Что я тебе сделала?

Я хотела быть твоим светом.

Я хотела, чтоб ты был моей силой.

Я хотела доверять.

Я хотела любить.

Я хотела принести тебе свою бесконечную, бесконечную нежность.

Ты хотел от меня только одного.

Выбрасываю проклятую губку, закрываю обеими ладонями лицо, давлю крик.

Сижу в воде, пока она не выстуживается полностью, пока не становится почти ледяной. Мне нужно вытравить из себя проклятый жар, который до сих пор, до сих пор горит там, внутри, и не желает, проклятый, никак потухать — как только вспоминаю прошедшую ночь.

Меня бьёт дрожь, когда кое-как заставляю себя выбраться, влезть в тёплый халат… высушить волосы уже сил не остаётся. Сжимаюсь на краю постели в бессильный леденеющий комок, подтягиваю колени к груди, хочу стать меньше, хочу стать точкой, хочу исчезнуть совсем.

Потому что меня накрывает ломка. Невыносимая.

Потому что на холд Нордвинг опускается ночь. И я хочу к нему.

Хочу. Хочу. Хочу.

Мне нужно снова этой отравы, этого медленного яда. Хотя уже знаю теперь, что он меня может только убить.

Нет! Не могу, не должна, не опущусь до того, чтобы снова вернуться к нему после того, что было. От меня должна остаться хотя бы гордость — если уж всё остальное разбито вдребезги.

Я цепляюсь зубами в подушку, чтобы удержаться и не переместиться к нему.

До утра путаюсь во влажных белых простынях. Комкаю пальцами одеяло. Рассвет встречаю сухими невидящими глазами. Засыпаю снова под утро. Я уже слишком привыкла жить так.

Это повторяется ровно три дня и три ночи.

Три чёртовы бессонные ночи, за которые я впиваюсь себе в руку до крови, чтобы не думать, не представлять, как он ждёт меня тоже, как ходит хищным зверем по своей клетке — зверем, у которого из-под носа украли добычу.

Не представлять, как набросится на меня, стоит мне появиться снова.

Не представлять, как я буду загораться от каждого прикосновения.

Не представлять, насколько мне будет плевать на доводы рассудка, как буду обдирать с него одежду сама, как буду подставлять губы, ловить нетерпеливые пальцы. У меня болит всё тело от того, как нужны мне его руки прямо сейчас.

Задыхаюсь, сжимаю зубы сильнее, чувствую металлический привкус во рту.

Я сильная. Я справлюсь.

Повторяю снова и снова как клятву, как заклинание, как молитву.

На четвертый день я просыпаюсь полная решимости что-то изменить. Иначе этой ночью я чувствую, что сорвусь. Его присутствие где-то там, совсем рядом, меня словно тянет незримыми цепями, властно и настойчиво зовёт сквозь всю эту толщу камня, разделяющего нас. Вниз, вниз, вниз. Упасть.

Но я хочу остаться на ногах.

Значит, должна увеличить расстояние.

Может, тогда этот зов утихнет.

Может, тогда я перестану его слышать.

Может, тогда я не буду так сильно, по-звериному, хотеть на него ответить.

Дункан удивляется, когда посреди дня прошу аудиенции — раньше я не сильно баловала брата родственными визитами. Дорвавшись до свободы, жадно осваивала границы этого прекрасного мира. Как вышло, что сама себя посадила на цепь?

— Я хочу уехать из холда.

Смотрит на меня удивлённо.

— Ты и так скачешь туда-сюда целыми днями, как кузнечик. Не понял, поясни подробнее! Что именно ты хочешь?

— Пожить куда-нибудь в другое Крыло. Надолго.

Мне слишком яркие здесь снятся сны, братишка. Но этого я тебе, конечно же, не скажу.

Серые глаза смотрят вдумчиво. Хмурится, замечая мой бледный вид, синеву под глазами. Платье я предусмотрительно надела с высоким воротом. Следы от зубов так быстро не прошли.

— Пожалуй, тебе и правда не повредит смена обстановки. И побольше солнца. Куда собралась? Я дам сопроводительное письмо и предупрежу кого надо.

— Саутвинг! — срывается с моих губ, и только потом наступает черёд осмыслить, почему назвала именно это Крыло. Собиралась ведь спросить совета у Дункана.

— Отличный выбор. В старом дворце Короля-без Короны полно свободного места, — хмыкает брат. Вытаскивает из стопки гербовой бумаги чистый листок и принимается быстро что-то писать размашистым твёрдым почерком.

Мимоходом сорвавшееся из уст брата имя бьёт наотмашь, я физически чувствую эту боль.