(не) Обручённые (СИ)

Так что, повздыхав ещё раз десять, я смирилась с тем, что раз уж твёрдо решила не возвращаться в Нордвинг и не прятаться от проблем, а разобраться с ними, две головы будет однозначно лучше, чем одна.

Надеюсь, Алан меня не убьёт, если я заявлюсь к нему в столь поздний час. Да ещё и после всего, что между нами было. Вернее, чего не было.

9.16

— Ой! Прости…

Я вспыхнула и отвернулась.

Когда переместилась в ту самую комнату, где когда-то в первый раз открыла глаза в доме Алана, обнаружила хозяина, лежащего на диване. С руками под головой, хмурый, задумчиво пялится в потолок.

И голый по пояс.

Вот это мышцы, мама дорогая! С него можно картинки для атласа по анатомии рисовать. Вот зачем мужчинам хобби! Махание мечом и кузнечное дело, в частности.

— Если я тебя смущаю, могу одеться.

Скрипнул диван, зашуршала одежда.

Я вздохнула. Вот и ещё одно отличие. Да, я хотела, чтоб он оделся и перестал смущать! Но… если б на его месте был другой… я, наверное, хотела бы наоборот. Жадно рассматривать. А может, и не только…

Мысленно дала себе по башке. Вечный магнит для моих мыслей не оставлял меня ни на секунду, нигде не было от него покоя. Он умудрялся вторгаться в мою голову даже сейчас, когда я пришла к другу. По важному делу, между прочим, пришла!

В комнате темно, только в камине догорает огонь. Алан прошёл мимо меня, присел на корточки перед каминной решёткой, поворошил угли кочергой, ворох искр взметнулся выше. На нём тёмные просторные штаны, белая рубаха с завязками у ворота и рукавами, закатанными в локтях. Драконы скалятся на меня с татуировок на мощных предплечьях. Алан бросил на меня взгляд искоса, ничего не спросил. Знает, что если захочу — расскажу сама. Эта черта мне в нём тоже очень импонирует.

А он подозрительно долго занимается камином и молчит. Я вздыхаю.

— Сильно на меня сердишься?

— Да, — отвечает Фостергловер, не задумавшись. Но раньше, чем я успеваю окончательно скиснуть, добавляет: — Но не из-за того, о чём ты думаешь.

Смотрю на него сверху. Он задумчиво глядит в огонь. Но у него желваки на скулах от того, как сильно стискивает зубы. А я ведь так мало его знаю! Почему я решила, что для него всё просто так? А вдруг не просто? Но ведь как это может быть — ведь мы знакомы всего ничего…

«Тебе-то самой много времени понадобилось, чтобы в своего жениха по уши втрескаться?» — ехидно спрашивает внутренний голос. И мне становится ещё более неловко, я не решаюсь завести разговор, ради которого пришла. Просто мнусь с ноги на ногу и молчу. Пока Алан смотрит в огонь.

— За твой отказ я не сержусь. Насильно мил не будешь, что поделать. Я понимаю слово «нет», — произносит ровным голосом. А у меня внутри всё сжимается грустью.

А потом Алан встаёт — и мне приходится задрать голову. Я, кажется, в очередной раз забыла, какой он высокий. И массивный.

И светло-голубые глаза его совсем потемнели. Когда широкоплечая тень накрывает меня, на секунду пугаюсь. Алан… может ли он тоже стать одержимым? Теми самыми симптомами, от которых чернеют глаза? Мне приходится собрать всю смелость, чтобы не отшатнуться. Особенно, когда во взгляде Алана мелькает злость.

— А сержусь я на то, что ты иногда ведёшь себя как совершенно пустоголовая дурочка, Мэгги! Ты о чём думаешь, когда продолжаешь одна таскаться по городу?

— Опять ходил и спрашивал? — спрашиваю тихо. Он не отвечает на очевидные вопросы.

— Я всё-так твой телохранитель, и в ответе за твою безопасность в Саутвинге. — Он складывает руки на груди и вперивается в меня суровым взглядом опытного инквизитора. — Естественно, ходил! И естественно, спрашивал! Раз уж некоторые принцессы меня не удостоили чести сообщить, где изволили проживать. Да мне покоя не было! Обошел все места, где ты могла появиться, даже побывал в Школе колдуний! Но меня и на порог не пустили чёртовы ведьмы, потому что я, понимаешь ли, мужчина. Только подтвердили, что ты там была, но когда и куда ушла — отказались сообщать. Видите ли, орденская солидарность колдуний. А я сказал бы скорее, что женская солидарность.

Мне становится стыдно. Опускаю глаза.

— Ты должна мне сказать, где остановилась, — твёрдо заявляет Фостергловер.

Я сначала открываю рот, чтоб поведать, где находится моё временное пристанище в Саутвинге, но горло сдавливает спазмом и я понимаю, что не могу выдать своё тайное место, даже под страхом пыток. Это… слишком личное. Это слишком между мной и Бастианом. Даже если он нарисованный. И наверное, лучше Алану не знать, до какой степени я сумасшедшая.

— Прости, но не могу тебе сказать. Можешь быть уверен, там я в полной безопасности. Лучше не ругайся, а выслушай! Я ведь пришла к тебе не просто так.

Встречаемся взглядами. На мой робкий — его пристальный. Почему всегда так всё сложно? Мне ведь просто нужен был друг. Алан горько усмехается одними губами — в глазах по-прежнему странное непроницаемое выражение:

— Ну да. И не сомневался, что по делу. Я не такой дурак, чтоб подумать, что ты по мне соскучилась.