Не один

Дети, повторяю, умные, следственно, осведомленные, знают, видят, слышат, что все, за что берутся наши чиновники, оборачивается конфузом. Они предполагают, что список западных шедевров будет ой какой, потому что идолопоклонничество пред Западом нам ни к чему, у нас снова в чести квасной патриотизм, с кричащей приставкой УРА. И какие там могут быть классические ленты для школьников 6–7-х классов после принятия грандиозного закона про 16 или сколько там +: Бергмана? Кубрика? Ханеке? Пазолини? Висконти? Джармуша? Вы травмируете детей, которых, вставлю скромно, сначала надо приохотить к универсальным Пушкину и Чехову. Именно так: сначала ЧТЕНИЕ, «ну, а девушки, а девушки потом».

При этом список наших фильмов выглядит, как набор произвольных «надо», а зачем «надо» – заткнитесь и не спрашивайте, складно и ладно пошлем вас. Где Муратова, где Сокуров, раз уж ваш список неминучее зло? Где духоподъемные (ОНИ, СОСТАВЛЯЮЩИЕ СПИСКИ, очень любят это слово) комедии Данелии и Рязанова, которых обожают мои дети?!

Но зато есть три картины – кого? – правильно, Михалкова, от которого не скроешься, не сбежишь: легче от себя. Почему не вся фильмография?! (Глумлюсь неумело). И кто станет смотреть в эпоху 3D немое кино из детей, в любой момент могущих плюнуть и учинить бунт?

Если кино окажется скучной обязаловкой, то потом легче будет прописаться на Луне, чем научить ребенка понимать его, как мне теперь не объяснить, чем так хорош поэт Маяковский.

Но «Неоконченную пьесу для механического пианино» я люблю.

Правда, посмотрел я шедевр в 18, когда знал наизусть Шоту Руставели и наслаждался Пушкиным.

Мне повезло с министрами культуры, у меня ими работали мама и папа.

Он сделал то, чем обязано заниматься искусство

Я отчетливо помню тот день, когда мы в Кутаиси, в городе во всех смыслах, включая метафизический, отдаленном от культуры, смотрели всей семьей «Проверку на дорогах», я не знал, что кино может быть таким. Я не знал, что кино может строиться на одном морозном паре изо рта, на негромких репликах, на портретах людей, которые, будучи некрасивыми, светятся во весь экран, помещенные в контекст каких-то чудовищных испытаний. Потом я посмотрел «Двадцать дней без войны», еще не зная, что все культурные люди восстали против Германа, узнав про то, что он великого комика Никулина захотел перевоплотить в великого трагика. Я уже знал Юрия Никулина по, сами знаете, каким фильмам. Но когда смотрел эту пронзительную картину, вовсе не думал о том, что в кадре не хватает Моргунова и Вицина.

Я думал о том, как можно вот так через человека со странным лицом и через актрису Гурченко показать мир, объявивший моральное банкротство. Мир, в котором насилие становится единственным способом коммуникации. И где нормальные люди, как их играли два великих актера, пытаются хотя бы на уровне глаз удостовериться, что жить стоит. Нынешние русские режиссеры, чьи фильмы по обычаю я не могу смотреть далее десятой минуты, строят свое кино на двух вещах: на децибелах и на животных страстях. Невозможно себе представить, чтобы сидя в монтажной, они шлифовали каждый кадр годами, как это делал мэтр.

Мне кажется, что ему было очень тяжело с нами, мы его недолюбили. После того, как на него обрушились за фильм «Хрусталев, машину!», я хорошо понимаю, почему время от времени он брал долговременный больничный. Потому что, в отличие от нынешних режиссеров, забежавших на съемочную площадку из других профессий, каждое его слово и каждый кадр, не нашедшие понимания, оборачивались для Германа уколами в голову и в сердце.

Тем не менее, даже после его ухода понятно, что он нас переживет. Даже не получив нашей любви в тех масштабах, которых он ее, эту любовь, заслужил, он сделал то, чем обязано заниматься искусство. Но мы из-за фильмов, подобных «Яйцам судьбы», забыли поднять маленького человека, поставить его на котурны и напомнить ему, что он человек. У Германа было право напоминать нам всем об этом. Светлая память.

Арноша и Слай. Эпический забег

На заборе в Ижевске было написано: «Арноша, для тебя легка любая ноша», и я, засмеявшись, протрезвел.

Я сразу подумал, что этот экзерсис посвящен Шварценеггеру, потому что поездка в Ижевск случилась в те времена, когда АШ был первым парнем в формате «смотри, как пацан умеет жарить». Он был моей ролевой моделью (тогда я этот вычурный оборот не знал), когда «научился я древней науке вранья».

Разучился спросить о погоде без мата, и, каюсь, Руставели и Вознесенским я интересовался меньше, чем тем, как лихо с лиходеями разбирались Арноша и Сильвестр, на пару положившие больше мерзких парней, чем рак напополам с бубонной чумой.

Тут ведь не дашь отчет обстоятельный в очерке сжатом, просто не сумеешь, на тот счет, что счастье бывает простым и удивительно глупым, когда картина мира ясна, когда на этой картине хорошие парни обеспечивают красивый кирдык плохим.