Не один

А рейтинг и клики, соцсети. Ну, это же личное дело каждого. Считать лайки, клики. Это все важно, но ведь можно прославить и тем, что прибить свою мошонку к брусчатке Красной площади. Миллионы просмотров! Но ведь все мерзости, которые для поднятия рейтинга выдумывают, уже были. С каждым разом все тяжелее и тяжелее изобрести нечто такое, что выведет из себя всех нормальных людей. Но мне жаль этих людей. Но чтобы я возмущался и запрещал этого делать – да ни за что.

Что делать журналисту? Просто продолжать вдумчиво делать свою работу. Гнаться за рейтингом, быть современным. Клоунов и без того много, слава богу, что этого не видит Юрий Никулин. И наша заслуга в том, чтобы дети наши хорошо учились, чтобы они не были скотами, которых забавляет вид прибитых яиц у Спасской башни.

Глава VI Люди, детали и истории, ставшие испытанием

Шакалята

Истории, подобные той, что случилась в Партизанске, когда мерзейшие подростки заставляли девочку целовать им обувь, приводят меня, пусть ненадолго, в состояние тихого отчаяния.

Боюсь, этим упырям, которые умеют извиняться только формально, придется проделать очень длинный путь, чтобы узнать, что такое сострадание и уважение, и я бы не стал ставить на то, что они его пройдут.

Они так шутки шутят, малолетние ублюдки.

В их бинарном поведении есть только две категории: сила без ума и сердца. И деньги. У желторотых садистов есть номинальные родители, играющие в родителей, только когда чадо насвинячит.

Эти трудновыносимые детали вроде долга в две тыщи рублей, из-за которого и унизили безотцовщину, снимая при этом киношку, вгоняют меня в уже нетихое отчаяние. Я вот, например, не знаю, что еще можно делать с пластмассовыми людьми, кроме как жестоко их наказывать. Но мы, в конце концов, говорим о детях, пусть с полой душой, пусть моральных уродов, не умеющих краснеть, которым ни холодно, ни жарко от чужих страданий, чужой боли.

Для них жизнь – это сразу оказаться в дамках с переполненными златом мошнами. Пока Дзагоев забивал чехам и полякам, я успел слетать в Саратов, где веселые пацаны и девчонки сломали своей ровеснице четырнадцати лет ребра, ключицу, нос и заставляли лаять с нарисованным фломастером членом на лбу. Как вы догадываетесь, особенно усердствовали лихие девчушки, из-за усердия которых лицо девчушки зашивали по краю.

Я видел этих деток, они на пути к катастрофе: тупые и наглые, совершеннейшие чурбаны. Они только кажутся сплоченными, на поверку, разумеется, подленькие шакалята: все валят друг на друга, желая предстать ангелами.

Там, в этих историях, которых не две, а, боюсь, два миллиона, есть несколько совпадений: и там, и там безотцовщина, и там, и там не такие уж малолетние ублюдки, способные на веселье только амфетаминового толка, принудили жертву иметь дело с помоями: в Партизанске в них вываляться, в городе С – их жрать.

И там, и там изверги, если иметь в виду Закон, отделались легким испугом. Но! В городе С. у моего товарища возникло желание добиться справедливости, и желание оказалось непреоборимым. Он сосед этой несчастной семьи, его с ней не связывает ничего, кроме сострадания. Он выловил изуверов и…ну, это… намял им бока.

Я жалею, что меня не было рядом. Я бы добавил. Есть подозрение, что с удовольствием.

Унесенные потоком

Мне моя Великая Мама, трагически погибшая десять лет тому назад, в обстоятельствах неизлечимой хвори и, следственно, непреоборимой боли, – внушила мне, что идеализм и есть самая прагматическая стратегия.

Ну, так вот, я и есть, благодарение маме, классический идеалист. Мне проще, чем вам, я знаю, что «всего лишь просто жить и то уже большая дерзость», читай: радость. Мое религиозное чувство незначительно, но когда я думаю про унесенных кубанским потоком, мне хочется плакать.

У природы нет уважения к таинству жизни, но, может, его нет потому, что у людей в принципе нет уважения ни к жизни, ни к друг к другу, ни к природе? Стихийное бедствие на Кубани – это необманное напоминание циникам о том, что мы песчинки, которым с известных пор надо строить не романтические планы на лето, а крепости строить и бронежилеты покупать, чтобы лето пережить. Потому что, даже я, идеалист, знаю, что лето синонимично катастрофе, оно синоним чрезвычайности черного цвета. Мне приходилось быть участником (благодарение небесам, не источником) больших и малых бед, и я знаю, что люди ведут себя в ненастное время, в подавляющем большинстве своем, крайне необаятельно и злобно.