Не один

Говорил я, наверное, о том, что слово «жалость» (заметьте, это говорил грузин, в 92-м году только углубившийся в изучение русского языка!) – это синоним слова «любовь». Меня никто не расслышал, ведущий ток-шоу (по-моему, это все-таки был Малахов, начинавший тогда свою легендарную голливудского размаха карьеру) был в восторге от бучи, поднявшейся в студии.

Я никак не мог взять в толк, почему слово, которое в моей кутаисской семье имело ранг культового, имело статус неоспоримой человеческой ценности, здесь заставляет людей морщиться.

Прошла целая жизнь, может быть даже несколько, потому что, в отличие от вас, я живу такой жизнью, что именно я достоин жалости и сострадания, и я никогда не буду против, если вы меня будете жалеть и сострадать мне из-за того, как интенсивно я ради вас, неблагодарных, себя трачу и сжигаю.

И теперь, когда закончились Паралимпийские игры в Лондоне, я понимаю, что у меня появился высокопоставленный единомышленник. Это женщина, обозреватель «РИА Новости», дочь бывшего министра экономики Ирина Ясина.

Сегодня она дала интервью газете «Советский спорт», и это интервью называется «Чушь, что жалость унижает человека». Теперь мы на пару с Ириной Ясиной, девушкой, прикованной, увы, я вынужден буду употребить это слово, навсегда к инвалидному креслу, будем вдвоем желать тем, кто считает эти слова унижающими человеческое достоинство, жевать беспрестанно, как гамбургеры, коровьи лепешки.

Без всякого жеманства, без всякого кокетства, без всякого заигрывания с высоким словарем скажу вам, что смотреть Паралимпийские игры было тяжело. Но смотреть их надо, потому что на фоне, на котором мы посвящаем друг друга в наши локальные беды – эти люди без рук, без ног, побеждающие соперников, но в первую голову побеждающие себя, свою боль и свои, может быть, тщательно скрываемые от внешнего мира диагнозы, которые, возможно, имели место: «ты не будешь ходить», «ты не будешь дышать», «ты не будешь жить нормальной жизнью» и все прочее, что за деньги же объявляют пациентам врачи. Эти люди радуются, как дети, любому удачному пасу, любому движению.

Ирина Ясина, которая сама отчаянно борется с прогрессирующим склерозом (а это одно из побочных действий ее болезни), еще продолжает биться за права человека, она написала книгу про свою болезнь, она продолжает жить нормальной жизнью, и, глядя на нее, я уже стал сомневаться, можно ли ей сказать, насколько я восхищаюсь ею, и как мне жалко, что она не может жить той жизнью, которой живут ее ровесницы, не понимающие своего счастья. Я должен сказать ей это, когда ее увижу. Эта не воинствующая, а с полным сознанием того, что она красива и молода, женщина рассуждала про Паралимпийские игры.

Там, в Лондоне, некоторое время назад обожающие разглядывать себя в зеркало спортсмены, а еще более – чиновники, когда рассуждали о победах и поражениях, все время говорили про медальный зачет. Все время эти такие же мутноглазые дебилы, как тот, который срезал меня много лет назад в московской студии, считали очки.

Если исходить из этого медального зачета, российские паралимпийцы заняли третье место, но я вообще не заглядывал в этот план. Олимпийцы, рожденные преодолевать себя каждый день, достойны разговора без рассуждения о количестве медалей. Они достойны разговора только в контексте того, к чему стремиться.

Если вам знакомо слово «жалость», употребляйте его и воплощайте в жизнь. Оно не унижает человека. Если вам знакомо слово «сострадание», будьте сострадательны, и не обязательно это делать в вычурной, откровенной форме, можно просто быть чуть внимательнее, чуть добрее. Не обязательно же человеку быть инвалидом, чтобы получить от вас немножко жалости. А жалость по-прежнему синоним любви.

Прошло много-много лет, надеюсь, тут мутноглазый дебил сдох, а я все еще здесь, пропагандирую жалость и сострадание, и теперь у меня есть единомышленник – Ирина Ясина, и у нас есть паралимпийцы, они завоевали столько медалей, что теперь все остальные команды летят в крутящуюся воронку, и ужас сковал их члены.

А меня объял восторг. Все мои беды – это ничто, потому что в моей жизни есть и жалость, и сострадание. Не к себе, а к этим людям. А у этих людей есть жалость и сострадание к нам, потому что жалость и сострадание – прочитайте текст еще раз внимательно – переводится как «любовь».

Слабоумная, но зато какая заботливая

Я никак, ни от кого не могу добиться (и вчера на съемках не добился): почему того, кто убивает детей, сразу признают слабоумным, почему его (ее) невозможно предать геенне огненной, четвертовать?

«Вначале Бог создал идиотов. Это чтобы попрактиковаться». Это мнение Марка Твена, а я посмел продолжить вчера: «Затем он создал лжегуманистов». Я очень стараюсь понять их витиеватые речи, когда они говорят о прощении, о слабоумии, о том, что нельзя уподобляться убийцам, но не могу.

В понедельник в Орехово-Зуево, в доме 59 по улице Горького 23-летняя мразь с красивым человеческим именем Татьяна убила трехмесячного сына за то, что он непрерывно плакал.