Не один

В Одессе в разгар майских праздников умер, последние три года прожив в обстоятельствах неизлечимой болезни и нестерпимой боли, хороший парень Дима Ф., и сердце мое опечалено.

Я познакомился с ним на съемках как раз три года тому назад, съемки длились четыре часа, я спрашивал – он отвечал, ответы его были сама политкорректность, потом я узнал, что во время съемок его одолевала такая боль, что он боялся грохнуться в обморок, а про политкорректность я написал вот почему. На какой-то из вопросов, не помню, как этот вопрос был сформулирован, Дима ответил, что из всех чувств самым внятным и самым эффективным он считает чувство боли. Я еще подумал тогда, что надо же, что за гиль, ну кто так говорит, дурацких книг, небось, начитался, но подумал я на лету, потому что интервью было в разгаре, и я стал как раз про книги его спрашивать, мы даже смеялись, поспорив про такую хренологию, как френология (когда он смеялся, боль, как пишут, отступала).

Потом я вернулся в Москву, дописывал книгу, издательство просило «что-нибудь красивое и мистическое», я посмотрел иствудовское «Потустороннее», принес, впечатленный, жертву Бахусу и написал про пресловутый и сакраментальный «свет в конце тоннеля». И, исполненный довольства, тут же статейку тиснул. Он в тот же день отозвался, написал мне, что «свет этот – чушь, ни тоннеля, ни света нет, есть темень и есть боль»; тут и открылось, что он непоправимо болен и когда тихо, когда громко, но чаще громко, угасает.

И все это время ведет дневник, я этот дневник днями читал, и там самые болезнетворные места – те, где Дима рассказывает, как они любили с друзьями приносить жертвы Бахусу (на поверку он был практически непьющий), как мало ценил пикники беспечальные, как не заметил, что весь дом завален лекарствами, у него депрессия, сначала боль была однодневная, после длилась неделю, потом с месяц, теперь вовсе не уходит. Но он жив, хотя зачем, света ведь нет. Боль всегда берет перепадом температур, и через несколько месяцев Дима написал, через декаду, ты начинаешь понимать, что чуда не будет. Потом начинаются истерики, кто-то застревает в них навсегда, один из миллиона понимает, что это, как ныне выражаются, непродуктивно.

Затем в дневнике подробное описание операций, им несть числа, малопонятное описание ощущения пыли на губах и зубах, понятные описания частых снов, ослепительных, о бабушке и маме. И подробные описания срывов, срывов, срывов.

Там же, в дневнике, несколько страниц о том, что утешительно зовется светом в конце тоннеля, а на деле устрашающе именуется гипоксией мозга. Вот, значит, что: он Там был, и там ему было темно. Но он даже тут находит силы для шутки, цитирует фильм «Общество мертвых поэтов»: «Увы, эти мальчики сейчас удобряют нарциссы».

Но при этом, когда доходишь до крайних глав, расслышать интонацию отчаяния не так уж трудно: на одной странице «за что» написано крупно. В тяжелой истории Димы Ф. есть порыв к отрицанию болезни, он боролся, а не просто отрицал. Даже когда всем казалось (как тогда, когда он не поставил после «за что» никаких знаков), что он привык к бритвенно острой боли. Нет же, иначе не отказался бы от хоть ненадолго снимающих боль наркотиков, предпочтя еженощную битву с хворью.

Все наши проблемы рядом с этой эпопеей – карикатурны, и в эти Светлые Дни, когда светлеют лицами даже носители постных масок, когда мы даем себе слово не причинять боль тем, кого любим, когда у всех подъем, когда даже слезы чистые, ввиду восторга перед нам, дуракам многогрешным, дарованной жизнью, которой мы все равно недовольны, – именно в эти дни надо вспомнить и узнать про Диму, неистово любившего жизнь, подумать о нем, всплакнуть, как я.

Дима Ф. собирался жениться, ему было 25 лет.

Без сомнения, Свет есть, не знаю про тоннель, но Свет есть, этот парень сам его нам подарил.

Жертва косметолога

У Оксаны Степкиной был фундаментальный план. Как сказано у писателя Набокова, которого Оксана, судя по лицу, а скорее даже, по пустым, как кошелек статиста, глазам, не читала: «Никакого Алексея Евгеньевича не было».

Ее поймали, уличили, потому что убийство она заказывала, как это в последнее время все чаще бывает, оперативнику, тот, чтоб разговорить заказчицу, выспрашивал, что да как, как лучше муженька грохнуть, ОС отвечала, да начхать, хоть сжечь, но чтоб он исчез, чтоб даже останков не нашли, погоста, канавы. Дам столько-то, говорит, а хорошо сделаете работу, укокошите гниду, я вам вторую работу подкину, через полгодика.

Наймит (повторяю, подставной) осторожно спрашивает, за что она в претензии на мужа, ОС отвечает, что он зае… надоел, у нее новая любовь, ни дом, ни что еще делить она не хочет и не будет (у них был совместный бизнес), он «падла». Наймит спрашивает как бы между прочим, а кто вторая жертва, ОС отвечает, что косметолог, тут рядом работает, надо, чтобы «сдохла в мучениях», потому что дрянь, «лицо испортила».

Разумеется, наймит все снимал на скрытую камеру, что дало повод ОС прошипеть на суде, как низко пали люди, шпионят и стучат.