Не оглядываясь

– Будет время, – сказал я, – обязательно схожу на представление. Вы мне программу скиньте.

– А в лесу вас кое-кто видел. И у озера.

– Я люблю гулять.

– Это хорошо, – сказал он, – я всегда говорю – гулять полезно. Я им так и сказал, он ничего дурного не делает, просто гуляет.

– Договаривайте, – сказал я, – и кончайте этот маскарад.

– Ладно, – он вздохнул, – действительно, чего уж там. Вы производите впечатление разумного человека. И безобидного. Но вас здесь не любят. К сожалению.

Деревенский простачок исчез, точно по лицу старосты прошлись мягкой губкой. Я подумал, что он не последний человек в этом их любительском театре.

– Я ни с кем и не знаком.

– Вы не ходите в клуб. Не общаетесь с людьми. Им это не нравится. Они полагают это высокомерием. Пренебрежением. И еще – эта ваша собака.

– Аргус.

– Тем хуже. В деревне многие боятся ходить к озеру.

– Аргус никому не причинит вреда. Иначе кто бы мне позволил везти его на Землю?

– Он чужак. Чужое существо. Кто может за него поручиться?

– Я.

– А за вас?

Мы замолчали. Солнце выпарило росу, и сад был заполнен ровным гудением пчел.

* * *

– Все знают, аргус с человеком вроде как в связке. Одно целое. И если он захочет, чтобы вы, скажем, взяли в руки нож…

– Вы взрослый, образованный человек, – сказал я, – и должны знать, что взаимодействие с аргусом строится совсем на другой основе. Он не может заставить меня что-либо делать. И я его тоже.

– Ага! – сказал он удовлетворенно.

– Что – ага?

– Если он решит причинить кому-нибудь вред, вы не сможете ему помешать. Вы его не контролируете.

– У вас есть собака?

– Ну да, – его голос немного потеплел, видно, он любил свою собаку. – Молли. Она ретривер. Золотистый ретривер.

– Вы контролируете ее?

– Вы же сами сказали, – тотчас ответил он, – аргус не собака.

Мы опять замолчали.

Дурак, хотел я сказать, самодовольный дурак. Ловкий, хитрый манипулятор, недаром тебя выбрали старостой, но ты видишь не дальше своего носа. Все, что вокруг, ты получил именно благодаря аргусам. Ненаселенную, процветающую землю, свободную от неврозов и агрессии, чистый воздух, чистую воду. Это озеро. Иные миры. Ты получил все.

А что получил я? Мы?

– Вам не стыдно? – спросил я тихо.

– Я против вас ничего не имею, – возразил он. – Но я представляю людей. А они вас боятся.

– Чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы уехали. Убрались отсюда.

– А если я не уеду?

– Сам я против вас ничего не имею, – повторил он, – но люди… могут быть неприятности.

– Это противозаконно. Вы староста, вы обязаны следить за соблюдением законности.

– Ну… – он поднялся, – я и слежу. Я пытаюсь не допустить неприятностей.

– Не нужно запугивать меня, – я тоже встал.

– Да я и не запугиваю. – Он уже был на крыльце. Аргуса он обошел по большой дуге, но тот все равно встревоженно отодвинулся.

Я потрепал его по голове и снова занялся починкой забора, в какой-то момент отметив, что вколачиваю в землю колья с удвоенной, яростной силой.

* * *

Лунный квадрат лежал на полу, медленно переползая с одной половицы на другую. За окном шумел лес.

Зря я вернулся на Землю.

Любой ныряльщик мечтает оказаться на Земле. Пройтись по траве, полежать на берегу. Есть десятки миров, пригодных для жизни, но там все чуть-чуть другое. Свет, тяготение, сам воздух… А ныряльщик жаждет очутиться там, откуда когда-то ушел в глубокий поиск. И думать забывает о том, что Земля – это еще и люди. Что к звездам ушли лучшие. Самые энергичные, самые смелые. Идеалисты, мечтатели, пассионарии.

А остались обыватели. В глубоком поиске ныряльщик вообще редко думает о людях – больше о небе, траве и деревьях.

Ностальгия – страшная штука.

И не лечится.

Как же должен страдать аргус, подумал я, он-то ведь в чужой среде, в абсолютно чужой среде, кроме меня у него ничего здесь нет, не за что держаться… Мы улетим отсюда, улетим в другой мир, не такая уж большая жертва по сравнению с той, что выпала ему. Я думал, если мне будет хорошо, я смогу как-то передать это ему, чтобы и ему было тепло, хорошо и покойно…

Я осторожно, чтобы не разбудить женщину, тихонько посвистывавшую рядом, встал с постели, пересек комнату и подошел к аргусу, лежащему на своем матрасике в углу комнаты. Сейчас, в темноте, он действительно очень походил на собаку. Вытянутые лапы тихонько подрагивали. Ему что-то снится? Что он у себя, среди сородичей, бегает по равнине, расцвеченной чудными красками, недоступными незрячим людским глазам? Нет, скорее, что-то плохое – я ощущал смутную тревогу, тоску… почти ужас.

Я присел на корточки и положил руку ему на затылок.

– Что ты, что ты? Успокойся…

Обычно мне удавалось его как-то отвлечь, разбудить, но сейчас, когда его голова приникла к моей ладони, тревога только усилилась.

Он вскочил, побежал к двери. Вернулся обратно. Несколько раз боднул меня головой.

Что-то не так…

Запах дыма.

Он просачивался сквозь щели окна, и свет снаружи уже не тек ртутью и серебром, а был багровым… Я-то думал, это луна заходит.

На корабле я бы среагировал раньше. Я не ждал от Земли никаких подвохов, иначе не позволил бы себе расслабиться.