Не оглядывайся!

— У Акселя Бьёрка тоже есть овчарка. А у тебя лев. Я просто констатирую факты, — быстро добавил он и придержал дверь. Инспектор вышел первым. Откровенно говоря, он был немного сбит с толку.

* * *

Аксель Бьёрк взял собаку на поводок и выпустил ее из машины.

Он быстро осмотрелся, никого не увидел, перешел площадку и вынул из кармана униформы универсальный ключ. Еще раз оглянулся и посмотрел на автомобиль, стоящий перед главным входом, сине-серый «Пежо» с чехлом для лыж на крыше и логотипом охранного общества на двери и капоте. Собака ждала, пока он ковырялся в замке. Пока она не чувствовала никаких запахов, они так часто это делали, снаружи и внутри автомобиля, снаружи и внутри дверей и лифтов, тысячи разных запахов. Она преданно следовала за ним. Она жила хорошей собачьей жизнью, в которой были частые прогулки, куча впечатлений и настоящая еда.

Здание заброшенной фабрики теперь использовалось как склад. Ящики, коробки и мешки стояли штабелями от пола до потолка, пахло бумагой, пылью и заплесневелым деревом. Бьёрк не стал зажигать свет. У него с ремня свисал карманный фонарь, он зажег его и двинулся в глубь большого зала. Сапоги глухо стучали, ступая по каменному полу. Каждый шаг отдавался у него в голове. Его собственные шаги, один за одним, в глухой тишине. Он не верил в Бога, а значит, их слышала только собака. Ахиллес шел на свободном поводке, размеренным шагом, тщательно выдрессированный. Он чувствовал себя защищенным и любил своего хозяина.

Они приблизились к одному из станков. Бьёрк зашел за него, потянул пса за собой, привязал поводок к стальному рычагу, скомандовал «сидеть». Пес сел, но по-прежнему был настороже. Запах начал распространяться по помещению. Запах, который перестал быть чужим, который становился все большей частью их жизни. Но было и что-то еще. Острый запах страха. Бьёрк сполз вниз. Он нашел в кармане на бедре фляжку, отвинтил пробку и начал пить.

Пес ждал, глядя вокруг ясным взглядом и навострив уши. Он сидел, ждал и слушал. Бьёрк молча посмотрел в его глаза. Напряжение в темном зале росло. Он знал, что пес следит за ним, и сам следил за псом. В кармане у него был револьвер.

* * *

Хальвор недовольно бурчал. Никто туда не прорвется, решил он, упав духом. Гул, идущий от экрана, начал его раздражать. Это было уже не мягкое гудение, а бесконечный шум, как от далекого завода. Он преследовал его весь день, Хальвор чувствовал себя почти голым, когда выключал компьютер, но тишина наступала только на несколько секунд, потому что шум возникал в его собственной голове. Ну же, Анни! — думал он. Поговори со мной!

В кино шла ретроспектива фильмов про Бонда. Она покупала «Smarties» и «Sitronfox» в киоске, пока он ждал у входа с билетами в руках. Ты будешь что-нибудь пить? — спросила она. Он покачал головой, слишком увлеченный тем, что смотрел на нее, сравнивая со всеми другими, теми, кто толпился перед входом в кинозал. Охранник вынырнул у двери, в черной униформе, с компостером в руках; пробив билеты, он смотрел на лица стоявших перед ним, и большинство опускали глаза, потому что им не исполнилось необходимых лет для просмотра этого фильма. Про Джеймса Бонда. Самого первого, который они посмотрели вместе, в первый раз они вышли в город, почти как настоящая пара. Он лопался от гордости. И фильм был хороший, во всяком случае, по словам Анни. Сам он не слишком хорошо все уловил, он был больше занят тем, что смотрел на нее уголком глаза и слушал, как она дышала в темноте. Но он запомнил название: «For your eyes only».

Он вписал это в темное поле и немного подождал, но ничего не произошло. Встал. Достал из кувшина, стоящего на подоконнике пакетик с леденцами «Король Дании». Все было бесполезно. Вдруг он почувствовал, что совесть больше не беспокоит его. Он прошел через кухню в гостиную, к книжным полкам, где стоял телефон, полистал каталог, в разделе «Компьютерное оборудование» нашел номер и набрал его.

— «Ра Дата». Вы говорите с Сольвейг.

— Речь идет о запароленной папке, — пробормотал он. Решимость исчезла, он чувствовал себя ребенком и одновременно вуайеристом. Но поворачивать назад было уже слишком поздно.