Не Он

Он пахнет сигаретным дымом, как и она, но без малейшей примеси ментола.

Его хватило всего на несколько дней, чтобы выдержать чужие привычки.

Почему с ней он продержался дольше?

Почему? Почему, черт возьми, ее не покидает мысль, что он оттягивал, как мог, этот момент.

— Я знаю, что ты НЕ ОН, — одними губами произносит Элинор.

Его сердце не меняет ритма, словно знало наперёд, что так и будет. Мышцы под ее ладонями оживают, натягиваясь, как канаты, и она не сомневается, что сейчас ей скормят очередную порцию лжи.

— Можешь говорить и делать что угодно, но я знаю. Я знаю!

Высеченные словно из камня черты хранят полную неподвижность, пряча свои тайны за гранитным забралом. Взяв в ладони неприступное мужское лицо, Лин нежно водит своими губами по его… Не закрывая глаза. Точно так же, как он — никогда не закрывает свои… даже во сне, а днем прячет воспаленные белки под линзами очков.

— Ты не мой муж, — уверенно проговаривает Лин, и эхо собственного голоса резью проходит сквозь сердце.

— Кого же ты целуешь сейчас, Эль? — тепло мужского дыхания омывает пылающую щеку Элинор.

«С кем ты сейчас разговариваешь, художница?» — вкрадчивым шепотом отзывается память.

— Тебя, — не выдержав, она все-таки прикрывает ресницы. — Тебя, — повторяет с горечью и болью, разрывающей грудь, — Дик.

— Это не мое имя, Эль, — тень недовольства проскальзывает по сдержанному лицу. На уровне инстинктов она чувствует, что он собирается уклониться, оставить ее ни с чем, не прощаясь свалить в неизвестность. Возможно, прихватив солидную сумму за организацию безукоризненно устроенного шоу.

— Другое я не знаю, — цепляясь пальцами за ткань белой рубашки, она умоляюще и в то же время твердо смотрит в лицо напротив. — Ты можешь не говорить, можешь солгать, убедить меня в том, что Кристофер заплатил тебе и сбежал с моими деньгами, и я поверю. В любую ложь. Никто не узнает. Я буду молчать. Клянусь — я сделаю все, что ты хочешь, сыграю любую роль.

— Элинор, — его челюсть напрягается, а глаза приобретают жуткий пугающий оттенок, от которого все ее внутренности сжимаются в кулак. Черт подери, ведь она и правда понятия не имеет, что за зверь прячется за идеально выдержанным образом Кристофера Ханта.

— Я отдам тебе все, но прошу, верни мне моих детей...

— Эль, — в его голос просачивается металл. Он твердо берет ее за плечи, неумолимо отстраняя. — Я уже говорил. Ты уже отдала мне все. Я ни о чем не просил. Это было твое решение.

— Значит, я передумала! Верни мне мою жизнь, кто бы ты не был, мать твою! — приглушенно рычит Элинор.

— Ты действительно этого хочешь? — обхватив растопыренными пальцами тонкую шею спереди, мужчина запрокидывает ее лицо. — Хочешь вернуть свою жизнь, Эль?

— Да, — слизав с губы капельку выступившей крови, поспешно кивает Лин. Глаза цвета ртути стынут, покрываясь коркой чистого серебра.

— Уверена? Не отвечай, если в тебе есть хотя бы грамм сомнения.

— Я хочу. Вернуть. Свою. Жизнь. — по слогам ожесточенно выдыхает Лин, снова касаясь его губ своими.

— Хорошо, Эль, — он отступает назад, разрывая тактильный контакт.

Его взгляд пару секунд сканирует ее охваченное надеждой лицо, прощаясь или выискивая крупицы сомнения. Она видит, как принятое решение отражается в прищуренных серых глазах.

— Протяни ладонь, — требует он.

Она поспешно выполняет, не дав себе ни мгновения на размышление. Линия мужских губ становится жестче, в пыльных радужках рассеивается туман.

— Это твое, Элинор Хант, — мужчина впервые называет ее полным именем, вкладывая в дрожащие пальцы круглую черную бусину, и заставляет сжать в кулак. — Больше не теряй, — уголки его губ дергаются, но так и не складываются в улыбку.

Она потерянно смотрит на застывшие мужественные черты, начинающие расплываться перед ее затуманившимся взглядом. Шум голосов и микс сменяющихся образов врываются в разверзнувшееся сознание. Она ошалело хватает ртом воздух, до рези в глазах распахиваяресницы.

— Дыши, Эль, — он делает еще один шаг назад, отпуская ее руку, и кислород снова начинает поступать в опустевшие легкие. — А сейчас садись в машину и уезжай, — сквозь гудящий рой слов и клубящихся воспоминаний отчетливо звучит приказ, который она выполняет без малейших колебаний. — Я буду скучать по тебе, художница.

Поставив на паузу поток мыслей, Элинор ныряет в салон, в обволакивающий полумрак, несущий короткое облегчение, бессильно падает на комфортное сиденье, вдыхая аромат дорогой кожи и освежителя с морскими нотками.

«Все закончилось», — убеждает она себя, не спеша погрузиться в отложенную в самый темный уголок подсознания шкатулку с «проклятием».