Не Он

Когда Лин увидела ее в первое утро после того, как Крис вернулся к офисной работе, то была не в неменьшем шоке. И вовсе не потому что Тереза оказалась немой и очень привлекательной стройной молодой женщиной с толстой русой косой, скрученной на затылке в строгую прическу. Тереза, в отличие от Дональда, не была незнакомкой. Крис нанял ее три года назад для помощи Элинор по хозяйству, она работала в их доме практически с момента заселения и не исчезла, как Джон и Милли, когда призрачный мир Элинор рухнул, а всего лишь взяла недельный отпуск, чтобы навестить родных в другом штате. Лин довела бедняжку до истерики, набросившись сначала с объятиями, а потом с расспросами. Лин исписала целый блокнот своими вопросами и обвиняла Терезу во лжи, когда написанные дрожащей рукой ответы не соответствовали ожиданиям Лин. Все они в большинстве своем сходились с тем, что Элинор успела узнать о своем забытом прошлом. Только о Дике она не рискнула спросить, да и вряд ли Тереза что-то знала. Надо быть полной идиоткой, чтобы встречаться с любовником в присутствии домработницы. Пусть она и немая, и работает не полный день, причем так, что ее почти не видно и не слышно, но глаза и уши у нее есть, а то, что нельзя сказать, всегда можно написать.

Только один момент не давал ей покоя:

Зачем нанимать немую прислугу, если тебе нечего скрывать?

Почему-то эта мысль не возникла в голове «ненастоящей» Элинор. Напротив, она решила, что Крис — очень добрый и милосердный человек, раз дал шанс женщине с дефектом получить хорошо оплачиваемую работу.

А «настоящая» Элинор во всем видела признаки заговора и лжи.

Либо безумия.

Или одержимости.

Но кем? Или чем?

— Давно уехал Кристофер? — потянувшись за горячим круасаном с банановой начинкой, Лин окидывает привлекательную домработницу быстрым взглядом. Высокая, красивая, раскосые глаза, длинные ресницы, губы приятной полноты. Фигурка точеная, словно у фарфоровой балерины. Черная узкая юбка чуть ниже колена, зауженный жакет, подчеркивающий узкую талию, безупречная белая блузка с воротником стоечкой, закрытые туфли на невысоком удобном каблуке. Ничего лишнего, но выглядит очень даже секси.

Может, Кристофера при найме Терезы заинтересовало вовсе не отсутствие речи, а внешние данные? И заговор тут абсолютно ни при чём?

Странно, но «ненастоящая» Элинор и об этом не задумывалась.

— В обед приедет мисс Саммерс, подготовь к этому времени беседку в саду. Мы перекусим там, — сухо распоряжается Лин. — Можешь идти.

Тереза вновь кротко кивает и быстро ретируется из спальни.

Позавтракав, Лин позволяет себе немного понежиться в джакузи, а после направляется в мастерскую, залитую солнечным светом. Теперь, глядя на точные копии Кристофера, Лин не сомневалась в том , что они созданы ее кистью, созданы с огромным чувством, далеким от равнодушия, но по-прежнему абсолютно не помнила, как она писала их. Словно какой-то блок в сознании мешал взглянуть глубже узнавания собственной работы.

«— У меня не выходит! Не получается!

— Ты слишком спешишь.

— Я боюсь не успеть.

— Мы все этого боимся, Эль. Каждая прошедшая секунда становится прошлым. Расслабься и позволь времени течь сквозь пальцы, и поверь, тогда все получится.»

Разве она не делает именно это?

Сколько ещё должно пройти дней и ночей, чтобы память вернула ей хоть что-то.

Вымученно улыбнувшись одиннадцати изображениям Кристофера, она подходит к начатому накануне наброску, критично смотрит на нечёткие очертания мужского лица с размытыми чертами, с раздражением понимая, что не сможет его закончить. Не сможет, потому что отлично знает, каким будет результат.

Двенадцатый Кристофер…

Черт, она неизлечима.

Похоже, ее фантазия перестала работать, зациклившись на одном единственном лице. Лин пыталась рисовать других и один раз даже заставила Дональда позировать ей, но художнице постоянно что-то мешало, отвлекало, не позволяло сосредоточиться. Рука дрожала, начинала болеть голова, поясница ныла, плечи затекали, не устраивало освещение, что в комплексе с кучей других мелочей превращали любимую работу в адскую пытку. Истинная же причина неудач состояла совсем в другом. Ее тормозили одиннадцать пар глаз, пристально наблюдающих за каждым движением грифеля по холсту. И даже если она накрывала протерты мужа тканью, ничего не менялось. Его присутствие ощущалось в каждом атоме пространства, и она могла думать только о нем и рисовать только его.

— Ладно, черт с тобой, — обращается Лин к пока обезличенному мужчине и, сжав пальцами грифельный карандаш, берется за работу, впадая в состояние творческого транса. Ее рука легко порхает над холстом, оставляя короткие штрихи, постепенно придавая четкость контурам и чертам. Окончательно портрет оживет только завтра, когда она возьмётся за краски.