Не осенний мелкий дождичек

Дома тоже было нехорошо, Володя сердился, почти не разговаривал. Валентина знала, что он вместе с Чередниченко провел несколько дней в «Заре», еще до возникновения этой взбаламутившей всех статьи. Николай Яковлевич заходил, к ним раза два, поужинать, по приглашению Володи; за столом, вопреки обыкновению, о делах не говорили. Курили на крыльце, и там-то уж, поняла Валентина, вовсю наверстывали упущенное! Как-то, прибирая на кухне посуду, она услышала через распахнутое окно отрывок разговора.

— …убрать из газеты, меньше будет хлопот, — с досадой говорил Владимир.

— Даже цари позволяли себе иметь шутов, чтобы знать правду, — возразил Чередниченко. — А на мой взгляд, именно такие, как он, и должны работать в газете.

Слушать дальше Валентина не стала. Поняла: речь идет о Бочкине.

— Ты действительно боишься, что тебе попадет, если статью обнародуют? — спросила мужа, стеля постель.

— У района и так дурная слава. Не вижу смысла увеличивать ее. — Владимир умоляюще посмотрел ей в лицо. — Я же просил тебя не мешаться в дела района, все же ты должна понимать, чья ты жена! Лучше напиши о Хвоще, там есть что похвалить…

— Стыдно, Володька, — чуть слышно сказала Валентина. — Ой как стыдно…

Она долго плакала в ту ночь, потихоньку, изо всех сил сдерживая рыдания. Володя ведь такой смелый, веселый, и вдруг… Чего он боится? Потерять свою должность? Так для всякой горы есть еще более высокая гора… Или просто из-за нехватки опыта не уверен в себе, смотрит на все глазами Сорокапятова? Почему не глазами Чередниченко? Или лучше всего своими собственными… Но как же быть? Как же быть ей?

После сокращения, урезок статью все же опубликовали. Пришлось вычеркнуть многое, против чего возражал Сорокапятов; кое-что, правда, сумел отстоять Чередниченко, некоторые абзацы перебирали в типографии и раз и два, пока пришли наконец к общему соглашению.

С Валентиной Володя держался отчужденно. Неделю, две они жили рядом, словно далекие, неприятные друг другу люди. Материал под рубрикой «Навстречу Пленуму ЦК» перепечатала областная газета. Володю опять начали терзать звонками «сверху», разбором бесконечных кляуз и жалоб под лозунгом «за и против Никитенко». Однажды Валентина обнаружила среди свежей почты письмо, в котором автор намекал на ее якобы весьма недвусмысленные отношения с Бочкиным. Стало еще тяжелей. Она даже подумала: уехать во Взгорье, бросить все, оставить, забыть? Все чаще мучила ее тошнота, приступы становились дольше, никакие таблетки не помогали. В один из таких мучительных, доведших ее до бессилия приступов вдруг поняла: будет ребенок. Оставить ребенка без отца… она сама росла без отца. Владимир тоже хватил сиротства. Но если она ему не нужна…

Ночью ей сделалось плохо. Володя испугался, поднял хозяйку, та, видимо, шепнула ему, в чем дело… Володя будто освободился от злых чар, он вновь стал таким, каким знала и любила его Валентина, нет, даже более чутким, более внимательным, более влюбленным…

Первого своего ребенка они не смогли уберечь. Кого винить в этом? Самое себя? Обстоятельства? Так уж сложилась судьба.

11

Приехала на каникулы Алена, и все вокруг стало для Валентины праздничным. Просыпаясь утром, она тихонько шла в комнату дочери — послушать ее дыхание, поправить сползшее одеяло, просто коснуться мягких Аленкиных волос. В кухне уже хлопотала тетя Даша, Валентина могла спокойно выпить чаю, приготовить что-либо из Алениных любимых блюд. Владимир, большой, неловкий, ходил на цыпочках, на губах его теплилась неясная улыбка, и для него появление дочери было праздником… Вместе выходили из теплых комнат в студеность раннего февральского утра. Володю ждала возле калитки машина, однако он задерживался на крыльце, брал Валентину за плечо, всматривался в ее лицо…

— Что ты, Володя? — говорила она, счастливая его вниманием.

— Ничего, Валюша. — Улыбаясь, он целовал ее и торопился к машине, очень высокий, чуть сутулый, но нестареюще-энергичный. Что-то молодое, яркое возрождалось в них обоих, словно им снова было только по тридцать, жила в них огромная нежность друг к другу, к тому милому существу, которое оставалось за теплыми стенами дома… В довершение полной иллюзии в окно на них смотрела тетя Даша. Алену нянчили другие старушки, в том числе и баба Гапа, но тетя Даша проводила всякую свободную минуту с девочкой, смотрела за нею, как не каждая бабушка смотрит за своей внучкой.