Слезы текли из глаз Мэнни, рот перекосился. Улыбаясь, я неспешно потянул палаш, придерживая у стенки левой рукой бьющееся тело. Мэнни выплевывал кровь и булькал.
– Знаешь, за что я люблю этот мир? – осведомился я. – За то, что в нем таких, как ты, можно просто убивать.
Я выдернул палаш и убрал руку. Мэнни упал в лужу крови и еще какое-то время возился, пока я вытирал об него палаш…
В коридоре я столкнулся с Гонсалесом и придержал его за плечо. Улыбаясь, сказал в его сумасшедшее лицо:
– Мэнни лежит в каюте. Я его зарезал, как свинью, и перед смертью он остался трусом, каким и был всегда – выл и скулил. А тебя я убью после боя, сволочь.
Стоя возле камня, я переодевался почти с наслаждением – даже не думал, что будет так приятно избавиться от девчоночьих шмоток. Танюшка стояла рядом. Собственно, все стояли рядом, дальше или ближе – и наши, и ребята Герберта, и вчерашние рабы (обалделые, но сжимающие в руках оружие), и банда Гонсалеса… Урса, кстати, тоже уже было видно – они вываливали толпой из-за скал в полукилометре от нас.
– Олег, к тебе, – подошел Сергей с обнаженным палашом в руке. – Один из этих.
Я уже издалека увидел «этого» – это был Роб. Кстати, к этому блондину у меня почему-то особой неприязни не было. Американец приближался быстрым шагом, держа в руках сабли. Мои расступились, но неохотно.
– Привет, – сказал Роб, подходя. Он почему-то тяжело дышал, словно бежал долго и упорно.
– Да виделись уже сегодня, – весело ответил я, шнуруя ремни сапог. – Тань, принеси бригантину, пожалуйста…
– Сейчас будет драка. – Роб покусал уголок губы. – Наши и люди Герберта… и…
– И рабы, – добавил я. – Ваши рабы, да?
– Наши рабы, – повторил Роб. – Урса же идут, Олег.
– Ай, как интересно! – восхитился я. – Урса идут! А раньше – не ходили? – Роб молчал, глядя мертвыми глазами, и я поднялся. – Ладно, урса идут – и мы пойдем себе…
Схватка в самом деле готова была вот-вот начаться. Если бы не урса, я бы сказал, что она плохо кончится для бандитов Гонсалеса… но только сейчас она готова была плохо кончиться для всех.
Роб свернул к своим. А я прошел между отрядами (их разделяло шагов десять, не больше) и встал посередине. Огляделся, словно только что свалился сюда с неба. Зевнул. Слева и справа блестела сталь, оскаливались зубы, сверкали глаза…
– Чего это вы тут затеяли? – полюбопытствовал я. – Не вовремя…
– Олег, уйди! – крикнул Герберт. – Все по чести, они это заслужили!
Его люди поддержали Герберта злым гулом. Я увидел, что подходит Танюшка, подставился под бригантину, потом попросил ее помочь застегнуть крючки. За нами внимательно и слегка недоуменно наблюдали с обеих сторон, и я, храня спокойное выражение на лице, про себя с усмешкой отметил, как ярость все больше сменяется недоумением.
– Что ты там сказал? – уточнил я у Герберта. – Заслужили? Да кто спорит? – Я кивнул в сторону урса. – Если только вон они… Вообще, как вы думаете, – я обращался ко всем сразу, – они подождут, пока мы свои дела закончим, или сразу навалятся? – Ответом мне было молчание. – Пошли, – я махнул рукой. – Пошли-пошли, сначала урса, а личные счеты потом, потом.
И, не оглядываясь, пошел к своим.
Урса остановились в сотне метров от нас полукругом, вогнутой стороной к нам. Мы так и встали – четырьмя квадратами-отрядами.
Я достал из кобуры наган, взвел курок. Скомандовал негромко:
– Девчонки – назад. – За спиной и по краям произошло шевеление. Слева от меня стоял Сергей. Справа выдвинулся Йенс. Значит – все в порядке.
Со стороны урса завыли и заухали, потрясая щитами и оружием. Йенс с усмешкой высоко подкинул ярко блеснувший меч, поймал за рукоять, подбросил снова, что-то приговаривая по-немецки. Ян, опершись левой рукой на чупагу, правой крестился и негромко бормотал. Мило подкатывал рукав. От людей Герберта кто-то заорал по-английски:
– Эй, суки черножопые, идите сюда, ближе идите, мы вам жопы на лоскутья порвем!
Американцы засвистели и заулюлюкали. Зорка, прищурившись, взводила аркебузу, закатила в ствол пулю – зеркально сверкнул подшипник.