Не оставляй меня одну

— Это еще не все, — Виктор вытащил монетку из вариума и покрутил в пальцах, а затем легонько подбросил ее, и та зависла над его указательным пальцем. — Я понял ее, Сцилла. Это было крайне занимательно, благодарю вас. С удовольствием продолжил бы обучение у вас. Надеюсь, я могу на это рассчитывать?

На этот раз мой смешок был горьким.

— Виктор, ты ведь знаешь, зачем я здесь. Сегодня погибнет один из нас: либо я, либо мой брат.

— О, вы выживете. Иначе вы не были бы Сциллой, Вероника.

Я не стала с ним спорить. Он видел во мне беспринципную стерву. Возможно, именно это во мне ему нравилось. Но он не понимал самой важной вещи…

— Ты не видишь главного, Виктор. Считай это самым важным уроком. Не любая цель оправдывает средства. Однажды ты поймешь, — когда полюбишь, вот чего я не стала договаривать.

Его брови поднялись. В эмоциях скользнуло удивление:

— Звучит так, словно вы пришли сюда не убить врага. Зачем тогда?

— Где он? — я проигнорировала его вопрос.

— Здесь, — Влад отозвался со стороны лестницы.

Он стоял внизу, боком прислонившись к перилам, скрестив руки, и наблюдал за нами. Привычная поза. Привычная одежда. И наш дом, каким я его помнила. Я словно вернулась на двадцать лет назад. Наконец я обратила внимание на мольберт в углу и краски. Холст был чист, краски свежие, брат собирался рисовать, но похоже, не смог. Что ж, я его понимаю, сейчас и я бы не смогла сыграть на пианино. Не потому что разучилась, а потому что настроения не было. Поддаваясь внезапному порыву, я направилась к мольберту. Провела пальцами по маслу. И почему я зацепила только красный и черный цвета? Повернулась к Владу. Он отстранился от стены, опустил руки, пристально глядя на меня:

— Виктор, покинь нас.

— Он останется, — возразила я.

Влад промолчал, продолжая неотрывно следить за мной. Я подошла и потянулась измазанной в краске рукой к его лицу. Мы оба знали, что должно произойти сегодня, и оба не желали этого, оттягивали момент, как могли. Брат не пошевелился, остался стоять, позволяя моим пальцам скользить по своей щеке, оставляя на ней красно-черные полосы. У тебя по всему лицу черная краска, — сказал он мне когда-то очень давно, глядя на мои черные слезы. И мы прочитали в глазах друг друга это воспоминание, одно на двоих.

Влад ничего не сказал, он резко схватился за мое лицо, пальцы вцепились в подбородок, отчего я слегка вздрогнула, но отшатнуться не успела, он жадно впился в мои губы поцелуем. О Викторе он то ли забыл, то ли ему было наплевать. Я схватилась за его рубашку, размазав масло и по ней. Впрочем, скоро на его рубашке появятся новые красные пятна, и это будет не краска. Влад наконец отпустил мои губы, оставив меня жадно глотать воздух.

— Раздевайся, — произнес он, пристально глядя в глаза.

Воспоминания нахлынули разом. Я слышала это слово в этом доме тысячи раз. Я ненавидела его за это слово, боялась и любила. Каждый раз реагировала по-разному. Он говорил это в каждой из комнат. И здесь, в гостиной, тоже. Я закусила нижнюю губу, чтобы удержаться и не выполнить требование. Сопротивляться было сложно, да и не хотелось.

— Я здесь не за этим, — произнесла я почти жалобно.

Его пальцы скользнули мне по лицу и взяли его в ладони. Он изучал меня взглядом:

— Пришла убить меня? Ну так убей, — его спокойный приятный голос резал мне по нервам.

У меня задрожали губы, и слезы полились сами собой, отчего его пальцы сразу стали мокрыми:

— Я не знала, что это будет так сложно!

— Ну что ты ревешь, как обиженный ребенок, — пожурил он, стирая большими пальцами влагу с моих щек и не выпуская лица из рук.

Когда я в детстве разбила коленку, он вел себя точно так же. Так же стирал слезы, тем же тоном успокаивал. И я задыхалась от безысходности ситуации.

— Ты не сопротивляешься! — кажется, я действительно обижалась на него за то, что он не давал мне повода начать, а сама я не могла.

— Ну ты еще ничего и не делаешь, — усмехнулся он.

И где-то в этот момент я смирилась с тем, о чем думала всю дорогу сюда: я не смогу убить его. Я не он, не могу даже ради целого мира убить того, кто мне так дорог. Он смог бы. Мучился бы, страдал, но сделал бы. А я не могу. Я проиграла. Гхаттот победил. Значит надо убрать хотя бы Кайраджа. И я знала, что делать. Умереть, ведь я все еще его эхо. Стало легче, я наконец-то приняла решение.

Кажется, что-то изменилось в моем взгляде, а может просто слезы перестали течь, потому что Влад разом напрягся, и его пальцы замерли. Он вглядывался мне в глаза, пытался понять, о чем я думаю. Я медленно подняла пальцы обеих рук, будто собиралась взять его за лицо. Очень даже угрожающий жест от той, что может влиять на разум прикосновением и выпускать электричество из пальцев, и он это понял. По его телу мгновенно заклубилась тьма. Он разжал пальцы, отпуская мое лицо, чтобы не касаться меня:

— Не шевелись, — угрожающе приказал он, и что-то такое было в его голосе, что я замерла.