Не оставляющий следов: Обретение

– Нет никакого способа, – сурово перебил меня управляющий. – Не обманывайте ее и себя. Не тяните время, оно сейчас бесценно. Княжна не сможет сменить облик нигде, кроме Шегехасса.

– Посмотрим! – я не собирался сдаваться. Не мог лишиться надежды. – Должен быть выход.

И почти бегом отправился к Учителю Доо.

– Пожар? Горим? – он встретил меня мягкой насмешкой, отложив в сторону очередной старый свиток.

Бумажная волна падала со столешницы на шелковый ковер. Солнечный луч резвился в чайной чашке, заплетал струйки терпкого пара в косичку. Сверчок в изящной клетке звонко цвиркнул, нарушив молчание полдня. Я смог разжать стиснутые зубы и задать самый важный вопрос в моей жизни:

– Как? Как удержать здесь Сариссу?

Насмешка во взгляде наставника тут же сменилась сочувствием и сожалением.

Я понял его ответ.

Хранитель дома, которого все же смог загнать в угол, тоже ничем не помог. Осколок змеиной части души Хэбиюки, задержавшийся в нашем мире, был бессловесен, беспамятен и вряд ли разумен в том смысле этого слова, который мы вкладываем в него. Демонов Чинмаякасим Иса! Семья и здесь умудрилась подгадить. Почему он погубил свою любовницу? Почему не отправил ее в Шегехасс? Допустить то, что у них были похожие на наши с Сариссой отношения, я просто не мог: такой любви у других не бывает.

Если любимая захочет уйти… Нет, не отпущу ее.

Я найду выход. Он должен быть!

Сарисса вытащила меня почти силой из-за стола, заваленного свитками, в которых пытался найти решение проблемы. Кончик носа порозовел, веки припухли… плакала?

– Почему вы с Барлу решаете все за меня? Я никуда не пойду, – решительно заявила, откидывая челку со лба, как норовистая лошадка. – Я остаюсь с тобой.

Утонул в грозовой бездне глаз: настроена решительно, знает, на что идет. А если и вправду погибнет? Никто, нигде, ни в одном из кучи этих томов, ни намеком не обмолвился о том, как удержать в нашем мире змею-оборотня.

– Тебе надо уходить, милая, – зарылся носом в шелк волос.

– Нет! – в глазах дрожали слезы. – С тобой я научилась жить. Не умела смеяться – научилась, не умела плакать – научилась. Твой мир стал мне родным, я приживусь в нем. И не хочу жить без тебя.

Стал родным… но проблема в том, что на самом деле наш мир ей не родной! Меня оглушило понимание того, что чувствовал мой предок: мучительно больно отказываться от любви. Крохи-осколки времени, проведенные вместе, крупицы уворованного у Судьбы счастья… Чем это кончилось для него? Могилой в саду. Такого финала допустить не могу.

– Мы всегда будем помнить друг друга… ты мысленно сможешь беседовать со мной, и я отвечу…

– Ты не понимаешь! Я забуду тебя! – вырвалась из объятий. Глаза сверкают, как у рассерженной кошки. – Смена кожи – это еще и смена сути. Шаг в рождении нечеловека. Я забуду тебя, «Дом в камышах», закаты Бахара, – она прикусила губу, и добавила потерянно. – Они все всё забывали. А я так не хочу!

Скольких дочерей проводило и встретило княжье семейство? Сарисса знает, о чем говорит. Новый облик и новая память… да, это по-настоящему новая жизнь. Без любви, без нашего с ней счастья, но жизнь. В разлуке плохо будет лишь мне, я буду помнить за нас двоих. Пусть так и будет. Сдаюсь.

– Надо, – ответил твердо, собрав все свои силы. – Милая, надо. Не позволю тебе умереть.

– Ты не любишь меня, – решительно заявила она. – Тебе все равно, что я потеряю лучшее из всего, что со мною случалось…

Я слушал, но не слышал. Кивал, разводил руками, соглашался с каждым словом и даже не уворачивался от летящих в лицо свитков и кистей, которые она с рыданиями сметала со стола. Поднял на руки, зареванную и брыкающуюся, крепко прижал к груди, и так держал, держал… Тот сияющий теплый кокон, что отделял наш с ней мир от принадлежащего остальным людям, трескался, разваливался и падал к ногам. Его осколки хрустели под мягкими подошвами домашних туфель, когда нес мою девочку в спальню, заворачивал в плед, поил успокоительным чаем с мятой, пустырником и капелькой крепкого вина. Она уснула, а я еще долго сидел на краю кровати и не мог отвести взгляда от любимого лица: живи, милая. Только живи!

Сарисса проспала до утра, проснулась притихшей, грустной… смирилась. Весь день мы старались ни на минуту не расставаться: говорили о пустяках, собирали вещи, подолгу разглядывали нарисованные лишь для нее картины, вспоминали о днях, которые уже не вернуть. Безмолвно прощались.

Прошел еще один день. В управе выправили документы, закрывающие контракт управляющего и разрешающие покинуть столицу. Любимая становилась все молчаливее и бледнее. Казалось, силы ее стремительно покидают.

Перед ужином ко мне в кабинет ворвалась служанка.

– Господин, – она была вне себя от беспокойства. – Там… Сарисса…

Я дальше не стал слушать ее. Подбежав к спальне, отодвинул суетившихся в дверях служанок и бросился к любимой. Ее тело дышало жаром так, что страшно было дотронуться, глаза запали, губы обметало.

– Она не проснулась к ужину, – негромко переговаривались служанки. В голосах прорезался страх. – Что с ней? Заболела? Чем? Это заразно? Мы тоже заболеем?