Не от мира сего 2

— А вот и выберусь, — и Мишка полез, используя вместо путеводной нити, почему-то, ноги Скульд. Та засмеялась, вызвав тем самым некоторое смущение у представшего перед публикой лешего.

— Ой, — сказал он. — Ноги перепутал. Я по вам, дамочка, выбраться хотел.

Хийси кивнул в сторону Верданди. "Кто бы сомневался", — вздохнула старуха Урд.

— Ищи — и обрящешь, — провозгласил Хийси. — Такой лозунг в приблизительном переводе (Ing — идти, trasa — двигающийся, живое существо, ir(l) — владеть, в переводе с санскрита, примечание автора).

— Пусть будет так, — согласилась Урд.

Они ели рыбу, закусывали черным ржаным хлебом, пили хмельной мед и говорили о чем попало. Женщины, конечно, все знали о пережитых путниками невзгодах и трудностях, а мужчины — совсем ничего про гостеприимных хозяек.

— К нам теперь редко кто заходит, — сказала Верданди. — А раньше и Боги заглядывали.

— Боги? — встрепенулся Пермя.

— Бог, — ответила Верданди, улыбаясь. — Один. Другие не боги — они просто обладают некоторыми необычными для людей способностями.

— А Аполлон заходил? — поинтересовался Мишка.

— Она же сказала! — позволила выказать свой нрав Урд.

12. Норны (продолжение).

Потом была баня, в которой даже неизбалованный банными церемониалами Хийси обмяк и блаженно прикрывал глаза. Норны, три женщины, наделенные даром определять судьбы мира, людей и даже Бога, им не мешали. Хотя, никто бы не обиделся, если бы кто-то из них, Верданди, слегка побеспокоила парильщиков.

Тем временем наступила ночь, небо раскинулось звездами, подмигивающими и, как считается, безучастными к людским радостям и печалям. Может, этим они и притягивают взгляды. Впрочем, вряд ли. Можно утомиться смотреть на разбросанные камни, пусть даже зазывно блестящие своим гранями с вкраплениями слюды, но устать глядеть на звезды невозможно. С этим безоговорочно согласны, например, догоны, дикие черные люди, не ломающие головы себе и соседям над тайнами Мироздания, а поступающие так с помощью каменных топоров. Вообще-то соседей не так, чтобы много на плато Бандиагара, где у них обустроены стойбища в стране с труднопроизносимым названием Мали.

Тупые дагоны оказываются гораздо смышленее прочего цивилизованного мира, потому как не имеют письменности, но зато имеют устные предания о детальном строении звездной системы Сириуса, как то: период обращения звезды-спутника Сириуса, белого карлика, 50 лет по орбите, а также вращение его вокруг своей оси. Им все равно, что сплюнуть, называя Сириус В центром звездного мира, рисуя пальцем в козьем навозе планеты вокруг нее, особо выделяя одну — По Толо. Подумаешь, что ничего этого не видать обычным невооруженным взглядом, в случае "вооружения" оного все равно глаза разбегаются. Дагоны вообще-то не все астрономы, вернее — все не астрономы. Им совсем по барабану, в который стучит голый кривляющийся шаман, другой космос, даже ближайший, только Сириус подавай.

Вот поэтому и не удивительно, что переродившиеся после бани гости задержались под небом, разграниченным напополам кроной могучего дерева Иггдрасиль. В отличие от черных дагонов они, не сговариваясь, обратили свои взгляды на созвездие Вяйнемёйнена, получившее совсем другое название стараниями общества рабовладельцев. Замечательный лекарь из Дакии по имени Орфей, достаточно буйный для того, чтобы не подчиниться церкви, но недостаточно божественный, чтобы возродить свою Эвридику, с отчаянья зафилософствовал.

Дело-то житейское, если человек начинает думать, у него имеется прекрасный шанс эти думы оформить в свое понимание вселенной. В себе такое дело хранить не удаётся, это и ежу понятно. Орфей был, как уже оговорено, лекарем, что позволяло ему быть достаточно мобильным и выступать перед собирающимися в свободное от трудов время людьми. Его с интересом слушали, потому как своим искусством помощи больным он снискал всеобщее уважение и даже восхищение. Этим он был сродни Вяйнемёйнену, разве что аккомпанировал себе, типа "арфой", а не "кантеле".

Впрочем, кто знает, где болтался Вяйнемёйнен, пока был молодым. Не в те года, когда он совершал свой 40 летний поход на Родину (см также мои книги "Радуга 1, 2", примечание автора), а ранее. Орфей — это же не имя и даже не должность. Это социальный статус (orpo — сирота, в переводе, примечание автора).

Люди в былые времена редко подчинялись стадному инстинкту, потому как не было методов всеобщего оболванивания, и если жадность не довлела над ними, некоторые начинали тоже думать. А если эти думы инициированы выступлениями Орфея, то образовывались единомышленники. Властьимущие такое дело не поддерживали. Им-то, убогим, чужой мыслительный процесс навевает тревогу и опасность. Им-то, убогим, важно одно: на любой вопрос всегда найдется удобный для них ответ. А если вопросы выбиваются из этих достаточно узких рамок — стирай память о них всеми демократичными методами с поистине демонским энтузиазмом.