Не от мира сего 2

Изловленная в озере рыба образовалась на столе в самом разнообразном исполнении. Похвальная скромность! Попович такую еду любил, о ней он иногда мечтал.

— И чего ж ты ко мне пришел? — неожиданно задал вопрос "старец".

— Так я… — попытался сказать Алеша.

— Понимаю, понимаю, — оборвал его хозяин. Говорил он преимущественно на весьегонском языке, поэтому всегда приходилось вслушиваться в его слова. Впрочем, как и прочие вепсы, к пространным речам "старец" был не склонен.

От заходящего солнца поверхность озера горела, как в огне, кое-где плескалась пока еще непойманная рыба, вода, сохранившая воспоминание о совсем недавно сошедшем льде, была стылой, и от этого, наверно, казалось хрустально чистой.

Пока хозяин предавался уединению и мыслям о вечном, Алеша бродил по берегу, временами опуская в воду обе ладони. Какую цель он этим омовением пытался достичь — не смог бы, пожалуй, объяснить. Видимо, стремление прикоснуться к красоте и бесконечности.

На ночь ему была выделена непонятного назначения хибарка с выложенным внутри маленьким очагом. На статус гостевого дома она не тянула. Скорее всего, раньше она служила временным пристанищем для решившего поотшельничать человека. Теперь-то добротный пятистенок, небольшой, правда, но для одного человека вполне пригодный, чтобы жить в нем зимой, позволил перебраться в более комфортные условия. Думается о Боге лучше всего в труде, а лучший труд — это созидание. В том числе и строительство.

Алеша завалился спать, укутавшись в заботливо предоставленное ему одеяло из шкур, отбросил все мысли, типа "а дальше — что?" и с чистой совестью отбыл в страну дрем.

Поговорка "Утро вечера мудренее" в его случае сработала без всяких осечек. Посреди ночи две руки "старца", державшиеся за его плечи, на несколько мгновений выдернули его прочь от гнетущего ужасного взгляда, потом сухая и холодная ладонь на лбу отправила его обратно в сон, в котором уже ничего не было, только горящая под лучами заходящего солнца вода.

— Уходить тебе, паря, надо, — сказал утром "чудотворец".

Попович согласно кивнул: действительно, надо идти к людям. Только так можно избавиться от дурного кошмара, прилепившегося к нему неизвестно почему. Общаясь с ними, разделяя их собственные страхи, поощряя, или наоборот — отвергая их поступки, можно побороть свою напасть, притупить ее другими эмоциями. Хотя к людям-то идти не очень хочется: слабы они, паразиты.

— Не все случается по человеческому хотению, — сказал, словно прочитав мысли, хозяин. — Одиночество тоже надо заслужить. Его надо выстрадать и понять. Тогда и оно тебя поймет — полная гармония.

Он окинул рукой необъятные просторы вокруг.

— У тебя в голове что-то страшное, мне непонятное. Будешь один — оно тебя сожрет. Конечно, я тебе могу помочь, но для этого придется снять твою юную голову с плеч. Боюсь, что в таком случае жить дальше тебе сделается несколько затруднительно.

Алеша усмехнулся.

— Ливония гибнет, — продолжал "старец". — Слэйвины ее уничтожат, они ж ничем не ограничены, кроме инстинкта выживания. Потом и самих слэйвинов поглотят черные люди, у которых уже будет два инстинкта: выживания и уничтожения слэйвинов. Но сгинут и они, потому как только созидая можно жить на этой планете. Они созидать не умеют и не захотят научиться. Вот и все.

— Вот и все? — переспросил Попович.

— А что ты хочешь? Подмена Бога самозванцем никакого другого развития событий не предполагает. Только гибель. Лишь я выживу.

— Почему это ты? — недоверчиво покосился на него Алеша.

— Да потому что сижу тут с тобой, дураком, и беседую о конце света.

Попович фыркнул и пожал плечами в полнейшем недоумении.

— Знаешь, Иуда Искариот был самым великим мучеником своего времени, — вдруг, сказал "чудотворец". — Он показал, что система насилия нежизнеспособна. Она продажна, причем очень дешево — тридцать сребреников. Она не способна управлять, потому как признает одно лишь средство управления — смерть. Она лжива — ибо не может ответить на самые простые вопросы, предлагая пустые нравоучения. И она не имеет будущего. Иуда просил прощения своим "предательским" поцелуем Учителя. Он очистился, будучи удавленным на осине, все равно, что на серебре. И только он помог занять сыну Божьему уготованное ему место во всем сущем.

7. Чудотворец Александр.

Алеша решил, что ничего с ним не случится страшного, если действительно дойдет до Обжи. Может, на то она и Пижи, что внесет какую-то ясность с его навязчивым ночным кошмаром. Глядишь, одеждой удастся разжиться, не век же ходить в таком балахоне.

На прощание он сказал Роде:

— А ты ступай к Свирскому озеру, поможешь там старцу одному купальню поставить. Поди, тяжело тому в одиночку камни-то ворочать.

Они разошлись, не думая, не гадая, пересекутся ли их пути-дорожки снова. Конечно, пересекутся! Может быть, не так скоро, но их встреча обязательно состоится. На беду ли, на радость?