Не от мира сего-3

«Не пытайся найти подвох», — сказал пришелец. — «Я здесь не для твоего смущения, но для помощи».

«Кому?» — спросил музыкант.

«Да всем!» — ответил старик. — «И тебе тоже. Вот слушай».

Он взмахнул рукой, и в воздухе зазвучали колокольчики, словно где-то мчится тройка с бубенцами. Баловство какое-то.

«А это тебе», — белобородый протянул ему свистульку в виде Жар-птицы.

Садко принял подарок, даже хотел в него дунуть для приличия, но постеснялся. Сунул в карман штанов, мимолетно вспомнив и проверив их состояние: во время встречи с козломордым чуть медвежьей болезнью не заболел. Вспомнил как нельзя кстати — когда начал беседовать с мудрым человеком. Ну да ладно хоть то, что все в порядке, не придется краснеть и пахнуть.

«А зовут меня Николай», — наконец представился старец. — «Иногда добавляют: Освободитель».

Садко приложил руку к сердцу и хотел, было, тоже назваться, но смутился двумя неожиданно пришедшими на ум вещами. Во-первых, белобородый знал, как его зовут. Во-вторых, Николай-Освободитель — это тот, кого еще именовали Никола Можайский. [142]Или, если совсем по простому — Санта Клаус, святой Николай.

«Все дороги в этом мире проходят по камню и сквозь него», — сказал Никола. — «Камни — это средства общения, средства достижения. В камнях замедляет ход само время. И это позволяет пользоваться ими, если, конечно, имеется под рукой все необходимое. Недаром символ Пасхи — это каменная голова. Недаром на могилах иной раз устанавливают камни, а иной раз — кресты. Недаром камни бывают вещими на перепутьях дорог. Недаром Спаситель назвал Симона «камнем». Все недаром».

Садко слушал и не решался вставить ни слова, которых у него было великое множество, и каждое — с вопросительным знаком на конце.

«Тебе, вероятно, не терпится узнать, почему я оказался здесь?» — спросил Санта и сразу же сам начал отвечать. — «Потому что Рождество должно быть праздником, никак не менее значимей Пасхи и Педрун-пяйвя. И, поверь мне, так теперь и будет. То торжество, которое и будет означать Детство. Даже в старости. Я освободил его. А ты мне в этом помог».

«От кого освободил?» — не удержался Садко.

«Как от кого?» — удивился Никола. — «От Ирода. Неужели ты не помнишь?»

«Помню», — согласно кивнул головой музыкант и продекламировал строки из Святого писания. — «Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. [143]И это случилось в Рождество. Так вот, почему козломордый и ведьма верещали про праздник!».

«Именно!» — согласился старец и даже ногой притопнул, до того «именно»! — «Так пусть Рождество будут ждать все детишки, а не бояться его!»

«Пусть!» — согласился Садко. — «Так Пан и есть Ирод?»

«Ну что ты!» — взмахнул руками Санта. — «Ирод всего лишь царем числился, Иоанна обезглавил, чтоб свою женщину, точнее — суку, потешить. Младенцев избивать взялся. Не человек — монстр. А где ты видел иначе? И слуги у него были — ему подстать. Скажи: поднимется рука у нормального человека на безвинного ребенка? Только нечеловеки на такое способны. Не творенья нашего Господа».

«А чьи?» — сразу же спросил музыкант.

«Самозванца», — пожал плечами Никола. — «На такой прекрасный мир всегда найдется кто-то, кто захочет наложить на него лапу. Но, поверь мне, без помощи людей это осуществить не удастся. Я не о тех, кто, так называемыми, государствами правит, обозвавши себя Правь. Я про таких, как ты, да я, да мы с тобой. Как только уничтожится последняя правда о былом, как только Совесть, данная нам Господом, заменится благими намерениями, как только поиск знаний станет преступлением, а голова будет нужна только для того, чтобы есть и слушать вранье очередного правителя — тогда Самозванец придет, дабы объявить себя Богом».

Пока Санта переводил дыхание после столь продолжительного выступления, Садко, терзавшийся недопониманием былой драки на борту судна, спросил: «Пан и эта ведьма — слуги Ирода? Творения Самозванца, призванные людьми на свою корысть?»

«Ее зовут Хольда, или фрау Холле» — вздохнув, поведал Санта. — «Она главенствовала в Дикой охоте под Рождество. Одна из сук. Дочь Иродиады, жены брата Ирода, которая вымолила у него голову Иоанна для своей матери».

Не везде на Земле сохранилась память о том, как и кто занимался ужасными делами в Рождество Христово. Поэтому дети и боялись этого праздника: придет Хольда и утащит с собою, появится Joulupukki [144]и запорет розгами насмерть. Может быть, чудовищная резня, устроенная Иродом сохранилась в образах именно там, где она и происходила с наибольшими жертвами. Рождество Христово повлекло за собой массовые убийства, а не наоборот. Память осталась в названиях, память осталась в страхе. Но и мерзкая ведьма, и злобный козел вытеснились добрым белобородым Сантой Клаусом. Он освободил от страха всех детей, по крайней мере, тех из них, кто верит в доброе Знамение Рождества Спасителя. На то он и Освободитель, чтоб освободить Веру в Жизнь.