Сказал и сам не поверил. Рывком привлек Машу к себе и обнял. Прикрыл глаза и пытался вспомнить, как дышать. Нам обоим нужно было время, чтобы все осознать.
— Я выпишу вам рецепт на препараты, которые купируют симптомы осложнения после сотрясения, — отвлек нас доктор. — Маше нужно совсем немного — покой, сон и положительные эмоции.
— Можно нам домой? — выдавила она.
— Конечно, — согласился Карим Тимурович и молча вышел.
Тимур пошел за ним, а я положил ладонь Маше на шею, заставляя посмотреть мне в глаза:
— Я люблю тебя, Машка. Пиздец как люблю, — признался я. — Одевайся, поехали домой. Я… хочу поговорить с Тимом, ты не против?
— Нет. Подожди в коридоре, — попросила она.
Я помог ей встать на ноги, проследил, чтобы она не упала, и вышел в коридор.
Тимур стоял у окна и вертел в пальцах незажженную сигарету.
— Почему ты нам помог? — спросил в лоб.
— А я, Рат, по одному доброму поступку в день совершаю, говорят, что это для души полезно, прикинь?
— И как оно? Получается?
— Через раз.
— Кто она? — догадался я.
— Никто. Должен будешь.
— А как же добрые поступки? — хмыкнул я.
— Вот добрый поступок и будешь должен.
Тим склонил голову и замотал ей, словно сам себе не верил.
— Это твой батя был?
— Ага. Выпить не хочешь?
— Я и так как пьяный. Поехали к нам?
— Я буду лишним на этом празднике жизни. Тачка твоя где?
— Продал вчера.
Я развернулся спиной к окну и оперся о подоконник. Курить хотелось так, что горло драло, но я не мог уйти без Маши.
— Пошел я. Если что — на телефоне, — Тимур почесал нос, достал мобильный, проверил, скривился и снова спрятал его в карман.
— Спасибо, — я протянул ладонь, а Гафаров ее крепко пожал:
— Ты, Рат, в дружбу не веришь, но она есть. Если и мы друг другу помогать перестанем, то вообще можно не жить.
— Кто ты такой? И где Тимур? — изумился я.
— Да пошел ты.
Гафаров опустил голову и быстро ушел в конец коридора. Я провожал его взглядом, задумчиво смотрел, как он скрылся за дверью и понимал, что моя старая картина мира перестала существовать.
Может, я все-таки умер и попал в какую-то параллельную реальность, где Гафаров говорит о дружбе, а Маша здорова?
Даже если это так, то пусть все так и останется!
Дверь в палату медленно открылась, и на пороге показалась Маша. Она все еще не верила в новый диагноз, глаза моей девочки были влажные, а сама она взглядом искала меня, уже привыкнув прятаться в моих объятиях от всех жизненных тревог.
Поманил ее к себе. Маша сделала несколько шагов и обхватила руками мою талию, утыкаясь носом в шею. Уютная, моя. Вот только похудела очень за последнее время…
— Я не верю, — тихо призналась она, — до сих пор не верю.
Я криво ухмыльнулся и зарылся пальцами ей в волосы. Я сам не верил, без конца повторяя самому себе, что все закончилось.
В куртках обниматься было жарко и неудобно, но нам на неудобства в последнее время было наплевать.
— Что за дружба с Тимуром? — ревниво уточнил я.
Маша подняла голову, посмотрела мне в глаза, сморщила нос и фыркнула:
— Он считает вас всех своей семьей, Рат. И помогал он не мне, а себе.
— Гафаров? — все еще не верил я.
— Ему больно, Марат. У него душа болит.
— У Гафарова?
Я, мать вашу, точно попал в параллельный мир. А может, я просто не замечал очевидного?
Это Маша любит, прощает и принимает всех, я же был другим. До того момента, пока она снова вернулась в мою жизнь. Видел и слышал только себя. Плевать мне было на чужую боль, когда своя душила изнутри.
— Даже такие мудаки, как он, умеют чувствовать, — назидательно заметила Маша.
— И ты за утро успела разглядеть его душу? — не поверил я.
— Мы встретились ночью, — призналась она, — я хотела прогуляться…
— Ночью, — недовольно уточнил я.
Сука, ну сам виноват, нехер было пить! Вспомнить бы, что я ляпнул…
— Ночью, — согласилась Маша, когда я обнял ее еще крепче. — Я расскажу, если ты обещаешь не злиться.
— Хорошо, обещаю не злиться, — пробубнил я и сжал зубы покрепче.
— Еще до того как я узнала диагноз, в тот день, когда меня уволили, помнишь? У меня в тот день приступ был перед работой. Не злись, ты обещал. Я тогда встретила Тимура на твоей машине, испугалась и упала с головной болью. Он вызвал «скорую». Не бросил.
Я помнил. Тогда Тим брал мою машину, а когда вернул, был сам на себя не похож. Я не придал этому значения, а оно вон как повернулось…
— Думаю, я напомнила ему его брата. Ты знал, что у Тимура был брат-близнец?
— Откуда? — округлил я глаза.
— Только не говори, что я рассказала тебе. Может, он сам когда-нибудь сможет открыться. Сегодня ночью, когда он привез меня в больницу, то накричал на своего отца и требовал вылечить хоть кого-то. Думаю, он просто пытался заглушить свою боль или… Не знаю, как это правильно сформулировать. Словно он пытался отомстить… Опухоли? Болезни. Встретил ее снова и не смог пройти мимо. А еще он говорил про хорошие поступки и все утро не мог до кого-то дозвониться. Я случайно увидела, она подписана в его телефоне как Яся.
— Вот это его накрыло, — присвистнул я.
— Когда мы с тобой встретились, я считала тебя таким же, как он. Я очень ошибалась, может, и Тимур не безнадежен?