Не отнимай своей руки (СИ)

Замедлить этот момент – замедлить дыхание. Стрела готова, слегка прогибается в ослабевающей руке. Поправки готовы. Предплечье простреливает судорогой, пальцы подрагивают, жгут не держит и рубаха вновь пропитывается свежей кровью. Костяшки прижаты к щеке. Не разжать никак побелевшие пальцы на конце смертельной стрелы. Она отчетливо может расслышать надрывающийся голос в рации, что была оставлена несколькими этажами ниже. Опускает веки. Отпускает стрелу. Отступать, пока она летит, насколько хватает сил. Не оступиться, затаиться, бежать не оглядываясь.

Разгорающееся пламя позади обжигает спину, печет голову и ударная волна впечатывает ее в бетонную стену.

Жутко мутит. Она отплевывает с губ скопившую жидкость, пытаясь вдохнуть. В висок колотит набатом. Она пытается привстать, оторвать свои руки, непослушные ноги от стены, приваленные тяжеленными обломками. Предательский хруст стены опрокидывает ее навзничь, таща ее на себе не один этаж вниз. Осколки стекла и каменные глыбы впиваются в хрупкое тело. Вард выгибается в спине от немыслимой боли. С окровавленных губ срывается тихий всхлип, вскрик – на большее сил нет. Голос пропал. И темнота забирает ее в свои объятья. Наконец-то она отдохнет.

***

Не вижу. Не слышу. И не пытаюсь отыскать, ни себя, ни других. Темно… И тепло, что тихонько уходит из моих кончиков пальцев… Пальцы. Они есть у меня? И где мое тело?

Открыть глаза. Точнее, попытаться сделать это. Слезятся. Черный туман закрывает обзор, прикипает к головной боли. Мутит. Глухой стон. Или вскрик? Чей он? Безнадежный, настолько тихий, что едва достигает моих ушей… Серый шум расплавляет мысли, не дает сосредоточиться. Глаза наливаются свинцом. Так и хочется вновь погрузиться в теплую темноту.

Сознание медленно, но верно заполняет пустую тяжелую голову. Неужели… Все с моих губ? Стон, вскрик? Отчего? Хотя, зачем это знание? Не хочу. Пустите меня обратно в полюбившуюся мне темноту. Позвольте мне зарыться в то черное невесомое одеяло.

Вновь покалывания. Вновь поднимающий сознание туман, что рябью прошелся по поверхности. Больше, сильнее на этот раз. Агрессивней. Чьи же это резкие горячие прикосновения? Рывок. Боль сползает вниз, струится по всему телу. Я… Лечу? Зачем? Но отчего же так больно? Ускользает сдернутое одеяло, открывает ее нежеланной реальности.

Зажмурить глаза и воспрепятствовать рывку, смешанному со стоном отчаяния и боли, что может сорваться с губ от тряски ее безвольного слабого тела. На ней есть хоть одно живое место? Я сама виновата. Сама? Да. Нет… Все же, да. Не к этому ли я стремилась?

Упрямая, как и он… Яростный, пропитанными нотками тревоги и отчаяния голос взрывается в голове, усиливая головную боль, образы, темные как цвет теплого металла и ярко-синие глаза человека. Все под толстой пеленой. Есть ли смысл, возвращать эти болезненные воспоминания, возвращаться обратно? Глаза напротив припорошены слоем вековой печали и отчаяния.

Вырывающийся хрип из ее саднящего горла вместо болезненного стона на выдохе, всей грудью. Мягкая подложка под спиной. Едва различимый, не тревожащий слух движок мотора. Приятно чересчур чувствительным ушам.

Открыть глаза. Нет, не нужно. Не желаю. Наслаждаться мнимой темнотой и тишиной в салоне. У кого? Куда-то везут? Какая разница? Спросить? Не сможет. И зачем?

Оставить все на потом. Мозг соглашается с отогревшимся телом. Однако… Желанное мнимое одеяло вновь возвращается, дается в руки. Укутывает в кокон ее трепещущее сердце и разум под ритмичную вибрацию мотора.

***

Он старательно заглушал шум двигателя, вслушиваясь в сбивчивый ритм ее сердца и хриплое дыхание, что с кашлем выплевывало наружу остатки функционирующих легких. Как он только смог найти эту сумасшедшую?! Как его угораздило в это вляпаться?! На рассуждения времени не оставалось. Мех не единожды за последние минуты предпринимал реанимацию ее сердца, что не собиралось жить дальше, что не хотело больше работать. Проходимость насильно заставлять девчонку жить. И это приносило плоды. Наученное военным привычкам тело выходило из бессознательной темноты, взывая к разуму, что подвергался атакам со стороны не виденного «врага». Дес яростно скрежетал внутренними системами, но и давил в себе облегчение от каждого последующего всхлипа, вскрика пассажирки.

Переговоры группы Леннокса и ближайшей пристройки были неутешительны и приводили все системы и мысленные процессы в хаос. Это просто не поддавалось логике – зачем брать на свои плечи настолько большую ответственность, слишком рано и бездарно заканчивать и так несущественную и короткую жизнь?! Ставшую важной ему… Так, чтобы трястись над каждым ее вздохом.