Не отпускай мою руку

Разведенные пары делят между собой заботу о живых детях, не о трупах.

16 ч. 12 мин.

Во всем виноват был один только Марсьяль. Я потом долго размышляла об этом в одиночестве, без всяких психологов и прочих наперсников.

Я была ни при чем.

Все это случилось только по вине Марсьяля, который пришел в тот вечер, словно вор, спрятался в тени, шпионил за нашим сыном, а потом ушел, не сказав ни слова, и пьянствовал в нескольких метрах оттуда…

У Марсьяля не было никаких оправданий. Ни в тот вечер, ни в другие дни, до того. Ничего бы не произошло, если бы Марсьяль нас не бросил, Алекса и меня. Алекс и сейчас был бы жив, если бы Марсьяль просто согласился продолжать нас любить. Или хотя бы притворяться, что любит. Если бы он не сеял смерть вокруг себя, не приносил несчастья.

Марсьяль, как всегда, сбежал после суда.

Я осталась.

Я попыталась выжить. Я разогнала негритосов и закрыла бар. Я перебралась на другой остров, к другому морю, но волны снова и снова выносили на берег тело Алекса.

Каждое утро.

Да, все случилось только по вине Марсьяля. И даже хуже того.

Я потом долго размышляла.

Марсьяль желал смерти Алекса.

Смерть Алекса стала для него большой удачей. Неожиданной возможностью окончательно от меня сбежать. Чтобы между им и мной оказались девять тысяч двести километров. Марсьяль, должно быть, не раз желал Алексу смерти. И в конце концов убил его в тот вечер, 3 мая 2003 года, так же верно, как если бы воткнул нож ему в сердце.

Причинение смерти в результате случайного стечения обстоятельств… Судья Мартен-Гайяр — полный идиот, он еще глупее своего родственничка. А ведь правда просто бросалась в глаза. Это было убийство, и убийство самое что ни на есть преднамеренное.

С заранее обдуманным намерением.

Марсьяль решил принести в жертву Алекса по совершенно определенной причине.

Он украл у него жизнь, потому что хотел подарить ее кому-то другому несколько лет спустя.

Маленькой светловолосой девочке по имени Жозафа.

Грациелле требуется несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Она стоит, положив руку на черный металл кроссовера, и по ее желтовато-смуглым щекам текут слезы. Она не старается их сдержать, какая разница, успеют высохнуть. А грим теперь уже ни к чему.

Марсьяль приближается к ней с девочкой на руках.

Все в порядке.

Она силится улыбнуться, говорить естественным тоном и громко, чтобы перекрыть шум волн, которые разбиваются о скалы.

— Привет, Марсьяль, на этот раз ты явился вовремя.

44 Поселок Линь-Паради

16 ч. 01 мин.

— Алло, это полицейский участок Сен-Жиля?

Кристос не спеша открыл бутылку пива «Додо», потом лениво поднял трубку.

— Ага… Во всяком случае, то, что от него осталось…

— Кристос? Это Муса Дижу. Муниципальная полиция Сен-Пьера. Ты меня вспомнил?

Кристос вспоминает здоровенного жизнерадостного парня, в высшей степени склонного при появлении малейшей проблемы вызывать жандармов, с силой хлопать их по спине и завершать разговор фразой вроде: «Ну ладно, теперь не буду вам мешать выполнять вашу работу».

Муса Дижу продолжает:

— Я думал, тут автоответчик. Вы разве не все ушли охотиться на медведя?

— Как видишь, не все. Я, должно быть, вышел из того возраста, когда играют в трапперов…

Дижу и не думает в ответ расхохотаться. Плохой знак.

— Значит, мне повезло, что я попал на тебя, Кристос. Это продолжается. Представляешь, у меня здесь труп. В Линь-Паради. И держись крепче — меня вызвал со своего мобильника одиннадцатилетний мальчишка. Негритянка. Лежит в овраге, скорее всего, кто-то остановил свою тачку наверху и вывалил ее туда прямо из багажника. Зарезана ножом. Можешь себе представить?

Перед тем как ответить, Кристос делает пару глотков пива. По последним сведениям, Бельон все еще бегает где-то вокруг вулкана, так что это убийство трудно будет на него свалить.

— Шлюха? — устало спрашивает он.

— Да нет, не думаю. Не очень молодая, такая мать семейства, ну ты понимаешь, что я хочу сказать. Скорее хорошенькая, но с формами, с очень пышными формами. Ты можешь приехать?

Кристос прихлебывает пиво. Он чувствует, что ему надо действовать осторожно, если он не хочет взваливать на себя эту работу. Он еще даже не успел позвонить ни Айе, ни Имельде, чтобы рассказать им о своей ностальгической прогулке в обществе Евы Марии.

— Я тут совсем один в лавке остался. В нынешних обстоятельствах, с учетом плана «Папанг» и прочего, сам понимаешь, все бросить не так просто.

Дижу повышает голос.

— Эй, парни! Я-то всего-навсего муниципальный служащий. Вы не можете оставить меня здесь с трупом на руках…

Кристос вздыхает.

— Ну вот всегда так, одно к одному. Давай подробности.

— Да рассказывать-то почти нечего. Документов никаких. Сумочки нет. Только ключи от машины в кармане, а в трехстах метрах оттуда бесхозная, неправильно припаркованная красная «поло» с погнутой оранжевой дверцей. Номер тебе сказать?

Бутылка выскальзывает у него из рук, замедленно падает, разлетается, ударившись о плитки пола, обливает ему ноги липкой жидкостью.