Не отпускай (СИ)

…. Не заметил, как заснул. Проснулся, когда утренний свет уже проник в комнату через незашторенные окна. Прохладно, видимо, окно открыто. Одеяло сбилось — лежит скомканное где-то в ногах. Маринка… Где она? Ни на кровати, ни возле (мало ли? Вдруг спихнул ее?) нет.

Невозможная женщина! Где? Нет, чтобы как все — просто спать под боком! Хотя, может, в туалет пошла? Подождал минут десять — не вернулась. Спать, конечно, уже не мог. Тяжело вздохнул и, как был, не одеваясь, так и пошел на поиски.

Обнаружил быстро. Сидит на диване, укутанная в плед и что-то печатает в ноутбуке.

Подошел тихонько сзади и заглянул через плечо. Успел уловить только пару слов. Был в шоке!

— Блядь, Маринка, ты что там такое пишешь?

Там явно описывалась сцена секса. Она ожидаемо захлопнула компьютер.

— Много успел прочитать?

— Не много. Но понял, о чем…. Ты что там… мемуары пишешь? Или заяву на меня строчишь?

Говорил строгим голосом. Пытался нахмуриться. Уперся обнаженным телом в диван, и руки сами обняли ее за плечи сзади. Целовал в макушку, как ребенка и удивлялся, откуда во мне столько нежности. Чувствовал отклик — целует руки, прижимается к ним щекой.

— Маринка, признавайся, иначе начну допрос по всем правилам.

— И наказание будет?

— Обязательно. Куда же без него?

— Хорошо. Только не смейся! Я книгу пишу… о любви.

Я когда-нибудь привыкну к этому? К тому, что раз за разом поступками, словами, она приводит меня в состояние удивления, шока? Книгу? Не может быть? Отстранился. Посмотрел на нее сбоку.

— Правда? Серьёзно? Не врешь?

— Правда. Серьёзно. Не вру.

— Автограф дашь?

— Ага. Где тебе расписаться?

— Надо подумать… Слушай, а дашь почитать?

— Я же тебе говорю — о любви. Для женщин, значит.

— А для мужчин о любви нельзя?

— Мужчинам это не нужно.

Ошибаешься, Марина, ошибаешься. Еще как нужно! Но вслух произносить не стал. Обошёл вокруг диван, отобрал ноутбук, поставил его на журнальный столик. Она пыталась сопротивляться, но все равно подхватил на руки. Пока нес, говорил на ушко:

— Доктор Пылёв сейчас будет лечить бессонницу. Есть один верный метод. Я так понял, одного сеанса тебе маловато, придётся провести повторный.

Она смеялась. Она сама целовала мою шею, не дожидаясь, когда я начну "лечение". Она заснула после, свернувшись клубочком возле…. А я смотрел на нее, и думал…

* * *

Проснулась очень поздно. В обед. Конечно, Пылёва уже нет. На работе? Или просто ушел? Не разбудил… Придет еще или исчезнет, получив то, чего добивался?

Ночью не спалось. Выключив свет, долго любовалась им. Специально не закрыла окно — так хотелось видеть. Хотелось еще и трогать… до дрожи… до боли. Но он так мило сопел во сне. Пришлось уйти, чтобы не мешать. То ли от пережитых эмоций, то ли просто пришло вдохновение — строчки сами собой появлялись в моей голове. Не могла оторваться. Пока не пришел Сергей…

…Тело болело, в некоторых местах особенно. Но это была приятная боль…

На телефоне, поставленном на беззвучный режим, море пропущенных — от мамы, Лизы, Али. Потеряли. Конечно, с мамой обычно мы утром всегда созваниваемся, а тут — обед уже! Ой, сегодня же Аверины прилетают. Прилетели уже, точнее. Нужно прибраться и бежать к ним, иначе в розыск объявят.

На кухонном столе, где в тарелке ночью специально для него были выложены мною мамины блинчики, белел только листик из блокнота. Аккуратным, красивым даже, почерком было написано:

"Спасибо. Было очень вкусно. Я приеду сегодня? Нет, не так. Я сегодня приеду."

Повинуясь непонятному импульсу, я, прочитав эти строчки раз двадцать, спрятала записку в шкатулку с украшениями.

Как ни запрещала себе думать о прошедшей ночи, пока стояла под душем, одевалась и красилась (чего вообще никогда в отпуске раньше не делала!), думала о нем. Вспоминала и проживала заново каждую секунду, каждое мгновение. При этом меня бросало в жар от собственных мыслей.

…. Вечером у Авериных, как всегда, шумно. Дети бегают по дому с подарками, привезенными любящими родителями, соскучившимися по своим чадам. Мама с Алей накрывают на стол. Роман подключает фотоаппарат к огромному, на всю стену, телевизору. Матвей с Павлом Петровичем возле зеркала повязывают себе (и друг другу) большие клетчатые платки, на манер куфии. Большая дружная весёлая семья…. Семья, где я не лишняя. Почему то впервые я почувствовала себя нужной и любимой здесь. Хотя и сидела, как обычно, в своём любимом кресле в стороне.

Роман рассказывал что-то о местах, где они успели побывать. Куча подарков была свалена на диване. Каждый мог выбрать себе сам то, что хотел. За стол не садились, потому что ждали Ольгу Петровну — маму Ромы и Матвея.

Алька подошла ко мне и обняла сзади за плечи. От возникшей в моей больной голове ассоциации я вздрогнула.

— Маринка, ты чего? Испугалась, что ли?

— Наверное. Аль?

— Что?

— Ты счастлива?

Заглянула сбоку в лицо. Удивленно.

— Ты же знаешь. Очень.

— И в чем оно, твоё счастье? Только не говори: "Дети… муж…"