— Может, Ванечка, может. Только пока никому не говори!
Он несколько раз ошарашенно кивнул головой.
— Значит, у тебя есть мужчина? — ну, логично же, блин.
— Ну, можно и так сказать…
— Он женится на тебе?
Чуть позже я поняла, что не нужно было делиться с ним своими сомнениями на этот счет. Сама не знаю, что на меня нашло. Мы, как раз, остановились возле моего дома. я под зонтом повернулась к Ивану и сказала:
— Не знаю. Все сложно очень. Я его не видела уже давно. Скорее всего, не женится. Но ребенка я все равно оставлю.
Что там надумал себе Ванечка, я не знаю, только свободной от зонта рукой он внезапно обвил мою талию и неожиданно крепко притянул к себе. Его губы потянулись к моим. От неожиданности я замерла, не решаясь его оттолкнуть. Он, видимо, расценил мое спокойствие, как поощрение и углубил поцелуй. Я стала выворачиваться из его цепкой руки и вдруг услышала:
— Маринка, тебя и на месяц одну оставить нельзя! Это что еще за… крендель, на моей территории?
24
Полчаса торчал возле ее дома. Я знал, что за мной присматривают наши опера. На всякий случай, чтобы отследить хвост, если он вдруг имеется. И, конечно, совсем не собирался выходить из машины. Просто посмотрю на нее. Издалека. Соскучился. Просто истосковался по ней.
Узнал ее еще тогда, когда Маринка появилась вдалеке — в самом начале улицы. Ее фигурка в светлом плащике до колен, в туфлях на каблучках притянула мой взгляд, словно магнит булавку.
Я даже не сразу заметил, что зонт над ее головой держит какой-то очкарик в дедушкиных брючках в рубчик с отглаженными стрелочками. Это ещё что за чучело? Я, конечно, и в этот момент все еще не собирался выходить…
Но когда они остановились неподалёку от подъезда, и он притянул ее свободной ручонкой к себе и начал целовать…
Путь из машины, через тротуар к этой парочке не отложился в моей памяти. Зато бешеная ярость и дикое желание растерзать этого ханурика (и Маринку — изменщицу заодно) — это я запомню надолго!
Единственное, что спасло их от неминуемой смерти — я заметил, что она отталкивает его, вырывается. Не мог не вмешаться:
— Маринка, тебя и на месяц оставить нельзя. А это что за… крендель на моей территории?
Она резко обернулась. Мне показалось, что в синих Маринкиных глазах полыхнула радость. Но ведь могло и, действительно, просто показаться. Во всяком случае, особого счастья в ее голосе я не заметил.
— Серёжа? Ты здесь откуда?
— Приехал. К тебе, между прочим. А у тебя тут новый поклонник, я смотрю, — нахмурившись, чтобы эффект на очкарика произвести, обратился уже к нему. — Еще раз увижу с ней рядом… Блин, что ж с тобой, таким ущербным, сделать? Бить- то как-то неудобно…
Он нерешительно возразил:
— Мы с Мариной… Николаевной, вообще-то, вместе работаем. И не можем не контактировать!
— А-а, так у вас коллективный договор поцелуи предусматривает?
Видимо, ухажер был настроен решительно, потому что вместо того, чтобы заткнуться и не злить меня, он распетушился и начал возражать:
— А вы кто такой? И с какой стати командуете? — но тут вдруг сделал понимающие глаза и добавил. — А-а, вы, наверное, этот… безответственный мужчина, который совершенно не заботится ни о своей женщине, ни о…
Маринка внезапно закрыла ему рот рукой. Я ошарашенно смотрел то на нее, то на него. И не мог понять, зачем она его трогает. Получается, у них достаточно близкие отношения? Раз так запросто… при мне… вторгается в его личное пространство…
— Мари-инка, ты… — схватил ее за руку, пока не одумалась, затащил в подъезд, не обращая внимания на что-то кричащего нам вслед очкарика.
Когда дверь закрылась, я приготовился отчитать неверную, но она вдруг обняла меня и губами своими, которыми только что с этим… целовалась, в мои губы впечаталась. Честное слово, хотел ее оттолкнуть. Но ее запах… Ее вкус… Ее тёплое дыхание. Все это как-то странно действовало на меня. Я сам себе напоминал тесто, из которого Маринкины руки могли лепить все, что она только пожелает.
Прижал ее к себе изо всех сил, так крепко, чтобы не вырвалась, чтобы и не думала даже уйти от меня. Чтобы острее, ярче чувствовать ее вкус, скользнул языком в рот и неожиданно услышал свой стон, только дотронувшись, только прикоснувшись к ее языку.
— Маринка…, - выдохнул горячим шепотом в ее ушко. — Как же я соскучился!
Судорожные рваные движения ее рук, пробирающихся под мой свитер, сводили меня с ума. Я и сам пытался раздеть ее, добраться до тела. Потрогать, попробовать, вспомнить…
Я не слышал шаги по лестнице. Я не слышал скрип ведра, в котором, скорее всего, несли мусор. Все эти посторонние звуки накрыли меня внезапно. Успел только прикрыть Марину собой и столкнулся взглядом с рассерженной бабулей в цветастом платке.
— Да что же это делается? Среди бела дня! В чужих подъездах! Не пойми что творят! Бесстыжие! Развратники!
Под ее грозным взглядом я неторопливо вернул на место свитер, чувствуя как Маринка утыкается лицом мне в спину. Нужно спасать ее — бабка не может не знать человека, живущего с ней в одном подъезде. Разглядит — Ларионова позору не оберется.
— Бабушка, хочешь и тебя поцелую?