Этого Энди Ривз не ожидал. Челюсть у него отвисает, хотя и ненадолго. Взгляд становится жестким. Широкая улыбка сменяется гримасой – рот стиснут, как у рептилии.
– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – сипит он.
Я стараюсь переглядеть его, но у него с визуальным контактом нет проблем. Мне это не нравится. Мы все считаем, что визуальный контакт – это здорово, это знак честности, но, как и в большинстве других случаев, его избыточность указывает на конфликт.
– Это было пятнадцать лет назад, Ривз. – (Он не сводит с меня взгляда.) – Меня не волнует, чем вы там занимались. – Я стараюсь, чтобы в моем голосе не появилось умоляющих ноток. – Мне просто нужно знать, что случилось с моим братом.
Точно та же громкость, точно та же модуляция, точно те же слова:
– Я понятия не имею, о чем вы говорите.
– Моего брата звали Лео Дюма.
Ривз делает вид, что вспоминает, пытается вытащить это имя из своего банка памяти.
– Его сбил поезд. Вместе с ним погибла девушка по имени Дайана Стайлс.
– А, дочь Оги. – Энди Ривз покачивает головой, как это делают люди, говоря о чьей-то трагедии. – Ваш брат был тем молодым человеком, который погиб вместе с ней?
Он знает это. Я знаю это. Он знает, что я знаю.
– Сочувствую.
Снисходительность стекает с его голоса, как кленовый сироп со стопки блинчиков. Делает он это, конечно, намеренно. Наносит мне ответный удар.
– Я уже вам сказал: мне все равно, чем вы там занимались, на базе, – делаю я новую попытку. – Так что, если вы хотите, чтобы я перестал копать, вам нужно только сказать мне правду. Если только…
– Если только что?
– Если только вы не убили моего брата, – отвечаю я.
Ривз не заглатывает эту наживку. Он вместо этого демонстративно смотрит на часы. Потом переводит взгляд на стариков, начинающих собираться у рояля.
– Перерыв окончен. – Он встает.
– Прежде чем вы уйдете… – говорю я.
Достаю телефон. Видео уже выставлено на то место, когда впервые появляется вертолет. Я нажимаю кнопку «воспроизвести» и показываю Ривзу экран. Теперь даже автозагар сходит с его лица.
– Я не знаю, что это такое, – произносит он, но голос выдает его.
– Наверняка знаете. Это «Блэк хок» Сикорского, вертолет-невидимка, пролетающий над тем, что вы называете «офисным комплексом Министерства сельского хозяйства». Если посмотрите еще несколько секунд, то увидите, как вертолет садится. А потом увидите человека в оранжевой тюремной робе – он выпрыгивает из вертолета.
Это некоторое преувеличение – увидеть можно только оранжевую точку, – но последний штрих обычно всегда работает.
– Вы не сможете доказать…
– Несомненно, смогу. Там есть временной маркер. Здания и ландшафт легко узнаваемы. Звук у меня выключен, но все это комментируется вслух. – Еще одно преувеличение. – Тинейджеры, которые сделали эту запись, точно говорят, где находятся и что видят.
Его сердитый взгляд вновь устремляется на меня.
– И еще одно, – говорю я.
– Что?
– На записи звучат голоса троих ребят. Все трое умерли при таинственных обстоятельствах.
Один из стариков кричит:
– Эй, Энди, могу я заказать «Livin’ on a Prayer»?
– Ненавижу Мадонну! – ворчит другой.
Между стариками начинается перепалка.
– У Мадонны «Like a Prayer», недоумок. «Livin’ on a Prayer» – это Бон Джови.
– Ты кого назвал недоумком?
Энди Ривз игнорирует их. Он поворачивается ко мне. Прежняя маска исчезает с его лица. Голос становится еще более сиплым.
– Это единственная копия пленки?
– Да, – отвечаю я, не сводя с него бесстрастного взгляда. – Я был настолько глуп, что приехал сюда, не сделав копий.
Он говорит сквозь сжатые зубы:
– Если эта пленка – то, о чем вы говорите, – я подчеркиваю слово «если», – то ее обнародование будет федеральным преступлением, которое наказывается тюремным заключением.
– Энди?
– Что?
– У меня испуганный вид?
– Обнародование ее будет предательством.
Я показываю на свое лицо, давая понять, что никоим образом, ни на грош, ничуть не испуган его угрозой.
– Если вы посмеете показать ее кому-нибудь…
– Позвольте вас прервать на этом, Энди. И не забивайте свою красивую голову мыслями об этой пленке. Если вы не расскажете мне того, что я хочу знать, я определенно ее обнародую. Разошлю по всему «Твиттеру» и «Фейсбуку», привяжу к вашему имени. – Я изображаю у себя в руках ручку и бумагу, изображаю, что пишу. – Ваша фамилия как пишется – «Рифс» или «Ривз»?
– Я не имел никакого отношения к случаю с вашим братом.
– А к случаю с моей девушкой? Ее зовут Маура Уэллс. Вы хотите сказать, что вы и к этому не имеете никакого отношения?
– Бог ты мой! – Энди Ривз неторопливо покачивает головой. – У вас нет ни одной улики.
Мне не нравится, как он это говорит – с какой-то неожиданной уверенностью. Я не знаю, как ему ответить, а потому начинаю с простого:
– Так подскажите.
Другой клиент кричит:
– Энди, сыграй «Don’t Stop Believin»! Мы эту любим.
– Синатра!
– «Journey»!
Согласные голоса. Один начинает петь: «Просто девушка из маленького городка…» Остальные подпевают: «…одна в этом мире».
– Одну секунду, друзья! Поберегите силы. – Ривз машет им, улыбается – этакий добрый старый приятель, который радуется всеобщему вниманию.