Не отступать и не сдаваться. Моя невероятная история

Приятного чтения. И благодарю вас.

Луи Замперини

Беги, если хочешь жить

Луи бежит за Университет Южной Калифорнии, 1938 год, когда он установил рекорд Национальной студенческой спортивной ассоциации, пробежав милю за 4:08,3

Семейные правила

У моего отца было правило: сначала нужно платить по счетам и лишь потом думать о хлебе насущном.

Все мы нуждаемся в некоем своде этических правил, которыми бы мы руководствовались, особенно в сложные времена, когда каждый должен выполнять свою часть обязательств ради светлого будущего, спасения семьи или группы людей.

Мы жили на Грэмерси-авеню в Торрансе, штат Калифорния. В 1920-е и 1930-е это был небольшой промышленный городок, расположенный к югу от Лос-Анджелеса. Там насчитывалось больше полей, чем домов, а ячмень достигал трех футов в высоту.

Незасеянные участки кишмя кишели кроликами, утками и курами, а океан изобиловал моллюсками – едой бедняков. Если у нас не было денег, я шел на охоту или ловил что-нибудь на ужин. Это стало для всех нас хорошим уроком: засучить рукава – и за дело. Все в семье знали: чтобы выжить, нужно чем-то пожертвовать.

Я брался за любую работу и получал где пять центов, а где и десять. Если я помогал весь день продавцу мороженого, то он платил мне пятьдесят центов за восемь часов. Сбивая масло на молочной ферме, я получал десять центов. Все заработанное я отдавал маме, чтобы она могла прокормить нас до конца недели, пока отцу не выдадут зарплату. Десяти центов хватало надолго. А когда мы могли себе что-нибудь позволить, то с огромной радостью покупали сладости у торговца шербетом, ходившего со своей тележкой по улицам нашего городка. Больше всего я любил шербет со вкусом винограда.

Мама была строгой, но справедливой. Она много работала и неустанно прививала нам, детям, основные ценности. Утром, перед тем как отправиться в школу, каждый из нас должен был выполнить свою часть обязанностей по дому – таким образом мы привыкали вносить свой вклад в общее дело и работать с детства.

А еще мама потрясающе готовила. Когда наша жизнь немного наладилась, мама стала подавать на ужин несколько блюд. Все с удовольствием ели и были в прекрасном настроении. После ужина мы частенько гуляли по нашему кварталу и разговаривали друг с другом или с соседями. Еще родители играли на музыкальных инструментах: мама на скрипке, папа – на гитаре и мандолине. Мамин брат, Луи, умел играть на чем угодно. Он был оркестрантом на Lurline – круизном лайнере, курсировавшем между Лос-Анджелесом и Гонолулу. Ни мой старший брат Пит, ни я не умели играть, зато хорошо пели.

Иногда, когда денег было в обрез, мы с Питом бегали на пляж – но не рыбачить. Я мастерил самодельное сито, и мы просеивали через него песок в поисках какой-нибудь мелочи. А еще мы подметали пол на спортплощадке начальной школы в надежде найти пару монет, выданных на обед и оброненных кем-то из детей, а потом еще рыскали в раздевалке для старшеклассников. Если удача нам сопутствовала, то улов мог составить и пятьдесят центов.

Конечно, себе мы не оставляли ничего. Это было бы против семейных правил: один за всех и все за одного.

Каждый может в корне изменить свою жизнь

Я был проблемным ребенком. Что скрывать. Да, я помогал дома, но это не мешало мне быть неугомонным и непослушным (если не сказать хуже). Мое поведение сильно огорчало родных и в конце концов стало причиной, по которой я принял одно из самых важных решений в жизни.

Я всегда доставлял кучу хлопот буквально всем: родителям, соседям, учителям в школе и даже полицейским – если, конечно, последним удавалось меня поймать. У меня были чудесные родители, хорошие сестры и потрясающий старший брат, который всегда наставлял меня на путь истинный. Но при всем при этом я постоянно искал неприятностей на свою голову, главным образом чтобы посмотреть, смогу ли я выпутаться. Меня обуревала жажда приключений. Мне хотелось перепробовать все.

Оглядываясь назад, я понимаю, что еще у меня были большие проблемы с самооценкой.

Будучи еще совсем мальчишкой, я не говорил по-английски, несмотря на то, что родился в Америке. Мои родители общались по-итальянски – и я тоже. Меня оставили на второй год в первом классе, потому что я не понимал учителя. Мой английский был таким ужасным, что учителю пришлось попросить родителей перейти на английский дома ради моего же блага. Забавно, что теперь, много лет спустя, я совершенно забыл итальянский.

Из-за проблем с языком меня часто задирали. Я как огня боялся школьных перемен: ученики окружали меня, отпускали язвительные замечания, глумились, пинали и щипали, пока я, сорвавшись, не изрыгал на них поток итальянских ругательств. Но, казалось, детей это только забавляло.