Не отверну лица

Овсей Крисанович так напряг свое зрение, глядя на крайний куст у кромки лесного оврага, что глаза заткало поволокой. Партизан смахнул влагу с ресниц и привстал на колени, чтобы затем лечь поудобнее. Но вдруг кольнуло в пояснице — едва не крикнул от боли. Проклятый радикулит, не считаясь ни с годами, ни с обстоятельствами, вел свою гнусную работу в старческом теле и днем и ночью. Пришлось потихоньку лечь в прежней позе.

Раздумья о неотступных немощах отвлекали деда, мешали ему сосредоточиться. «По хорошей поре, — жалел себя старик, — валяться бы мне на печи или кости парком прогревать в бане. Согнали гитлерюги поганые с родимых мест и печку развалили вместе с хатой...»

Как-то Овсей пробудился от предчувствия близкой кончины: пригрезилось, что останавливается сердце. С того часа думы о смерти не отлетали. Это вовсе не пугало старика. В таком же возрасте преставились и отец его, Крисан, и родитель отца правоверный Ероха. Оба они мнились Овсею Крисановичу людьми куда более крепкими, чем считал себя партизан. Дедунь Ероха, шумно со всей родней отметив семидесятипятилетие, собственноручно сколотил себе просторный с резными украшениями гроб, настлал в него лугового сенца первого покоса и последние два года укладывался на ночлег в этой мрачной, несмотря на веселые узоры в изголовье, домовине. Такими были в те времена обычаи и приготовления к вечному покою, где не было «ни печали, ни воздыхания».

Предок партизана Овсея, дедунь Ероха, считался старовером, но, видимо, не из усердных. Его в округе больше знали как заядлого книгочия. Однако, заглядывая в книгу (часто весьма не божественную), старик нередко потчевал свое многочисленное потомство наставлениями собственного сочинения.

Одна из родовых притч, текста которой даже внучка Овсея, студентка Даша, не сыскала в публичной библиотеке, запомнилась Овсею, врезалась в память сызмальства сильнее молитв. «Не отверни лица своего от беды, пришедшей в дом ближнего, не прощай вору украденного, злому зла, дабы худое, яко трава сорная во поле, не заглушило доброго в сердцах человеческих».

Сам Ероха, неистовый правдолюб и трудяга, тоже поступил однажды так, как требовала суровая притча «Не отверни лица...» Когда управляющий имением помещика Холодова ременной плеткой исхлестал за недоимку солдатку Мавру, правоверный Ероха подошел к обидчику вроде за тем только, чтобы пристыдить человека именем божьим, но не удержался и ткнул ирода кулаком в грудь. И ткнул-то вроде слегка, но управляющий не выжил.

«Не отверни лица своего...» — шепчет, молодея в думках, партизанский конюх Овсей. — Давно ли я сам был стригунком, а теперь вот уже хоть мерку снимай на гроб»...

Мысли старого Овсея с покойных деда и отца перенеслись на здравствующих детей, на внучку любимицу Дарью. Перед самой войной закончила институт девушка. То-то красива, то-то нравом кротка да подельчива! А уж грамотнее ее и во всем районе не сыщешь. Кого война от дела отлучила, а Дарьюшка и в партизанском соединении по своей специальности работает: с пленными на ихнем наречии объясняется, бумаги закордонные на обыкновенный язык перелицовывает...

Хорошо напомнив о себе, Даша тут же заставила деда Овсея горько вздохнуть: «Жить бы Даше да радоваться, своим образованием для лучшего устройства жизни пользоваться. До чего же догадливы другие: по грамотности своей да по чистым профессиям паруются, в городских каменных избах с кранами норовят остаться, а на нашу вроде наговор подействовал. Мест красивее Синезерья за студенческие годы нигде не высмотрела и парней лучше Даньки Козолупа для нее не существует».

Приключись же такое — к худу или к добру: тонула в озере Даша. Соседский паренек Данька, приемыш, спас. Выволок за косицу на берег, а сам побежал дальше по мальчишеским своим заботам. Без вытвора Данька дня не проживет. В кружок радиотехнический записался. Кто приемники собирает, кто антенну над школой ставит, а Данька кошку на этой антенне повесил...

Даша будто и не замечает всех этих проказ — иным ей Данька видится, удалым да храбрым. Прикипела она всей душой к ровеснику своему, будто зарок дала. Платок обметает, «Д» + «Д» в уголке яркими нитками выведет, стишок в школьную тетрадку сочинит о героях-пограничниках — первому Даньке покажет. Студенткой стала — рядком с родней парня в письмах упоминает, приветы ему шлет.