Не отверну лица

— Вот вы заступились за мово мальчонку, — начал он, раздумывая вслух. — Оно с вашей стороны вроде и благородно получилось. Да только по причине нашей излишней жалости к детям сами опосля страдаем... Откуда всякие дармоеды в городах пошли? — спросил он и тут же сам ответил: — От слабохарактерности нашей. За что я, к примеру, свово Яшку наказал? За неуважение к отцовскому слову. Сказано: полная бочка воды должна быть — лопни, а наноси. Есть норма: килограмм рыбы наловить — умри, а выполни. Как оно все пойти могло, если бы мы в войну всяк по себе с немцем воевали?

— А детство, детство? — пробовал усовестить кузнеца Сергей. — Вы же калечите душу ребенка! Ему многое просто непонятно, что вы от него хотите. За глоток водки для вас сидит, как прикованный, на мосту... На жаре!.. Потом в чад гоните, на террикон...

Кузнец несогласно мотал головой, сводил в одну лохматую гряду ощетинившиеся, как рыбьи плавники, брови.

— У нас был командир батареи. Если, говорит, солдат не нагружен по завязку, сам себе дело найдет... А озорство до хорошего не доводит. Вырастет — дудочки зеленые напялит, гриву, как у попа, заведет.

Чем больше спорил Сергей, тем отчетливее убеждался в непоколебимости Дениса Моисеевичу. Хуже того, хозяин тщился житейскими примерами, грубо выхваченными им из памяти, доказать, что ошибается именно Сергей.

Молодому педагогу вскоре наскучила перепалка с кузнецом. Он даже подумывал: а не подыскать ли другую квартиру? Но борьба за мальчика, который все больше ему нравился, и тайная надежда каким-то образом повлиять на Дениса Моисеевича удерживали его от ухода из дома кузнеца.

Перед началом занятий в школе Сергей перезнакомился почти со всеми жителями поселка. Однажды он спустился из любопытства в шахту. Его пригласили в поселковый клуб прочесть лекцию. Это последнее событие изумило Дениса Моисеевича, который едва ли не в первый раз появился тогда в клубе.

— Складно вы говорили, Сергей Мартынович, — похвалил он квартиранта, назвав его по отчеству. — А так, промежду нами говоря, вы сами-то верите, что через двадцать лет вся наша жизнь переменится?

Сергей заметил в глубоко упрятанных глазах кузнеца насмешку.

— Если говорю, значит, верю... Убежден! — спокойно заявил педагог.

— И я убежден, — поспешил хозяин. — Только как его строить, коммунизм этот?

— Известно как: больше техники, больше материальных благ. А самое главное — в людях. Человек иной нужен, чтобы владеть материальным и духовным богатством при коммунизме.

Сергей чувствовал неловкость оттого, что ему приходится повторять свои мысли, высказанные в клубе и понятые, судя по аплодисментам, всеми.

Денис Моисеевич понял намек. Мотнув головой, он с ожесточением возразил:

— Ошибаетесь, молодежь!.. Не в этом главное. Человек-то сразу переменится — ты только дай ему пожить как следовает... Мы в тридцатом с родителем своим чуть заслышали про коммуну — и корову, и двух лошадей, и кур даже свели в артельный двор. И землю пахали скопом, и за стол садились рядышком, даже рубахи одинаковые шили, а коммунизма все-таки не вышло!

Кузнец встал из-за стола. Воспоминания о двух лошадях и корове взволновали его. Лицо зарделось, взмокло.

— Не это главное! — рычал, вышагивая по комнате, Денис Моисеевич. — Семья — вот где корень! Если сначала в каждой семье построить коммунизм, тогда только сложи — и всеобщая коммуна получится... Взять, например, меня. Как я приноравливаюсь ко времени? Есть нехватка продуктов у шахтеров — засеваю картошкой да баклажанами приусадебный участок... Вижу, что у государства кое до чего руки не доходят — выбираю уголек возле террикона и в общий баланс пускаю... Выходит полный расчет в доме, по потребности. Вот так. Или же взять, с другой стороны, насчет мяса и прочее. Мне и в магазин-то ходить незачем: своя живность имеется...

— Это еще подсчитать надо, во что обходится ваша живность государству! — протестовал Сергей. — И весь этот ваш домашний коммунизм...

Сергей хватал бумагу и карандаш, покрывал чистый тетрадочный лист цифрами:

— Вот ваш кабан: хлеба печеного в сутки три килограмма, пятьсот граммов муки, молочком поите, чтоб сало было мягче. А куры? А корова?

Уязвленный и озадаченный доводами Сергея, хозяин квартиры иногда задумывался, еще реже соглашался.

Единственным результатом таких перепалок пока было то, что Денис Моисеевич стал реже наказывать Яшку. И супруга его сменила драный ватник на новенькую фуфайку. Но и в этом виделась победа.

Чтобы облегчить судьбу Яшки, квартирант сам наполнял водой бочку в саду. Для взрослого человека это не представляло особого труда, тем более что Сергей пользовался душем редко, предпочитая поутру и перед сном освежаться в речушке.

Просыпаясь, квартирант часто замечал на подоконнике тарелку свежих слив. Или гроздь винограда. В комнату учителя Яшке заходить не полагалось. Но он все же переступал заветный порог. Всякий раз мальчик сообщал что-нибудь невеселое, ошеломляющее. Он был по-отцовски невосприимчив к радостям.